Тайны государственных переворотов и революций

Малаховская Галина Цыбиковна

Премьер-министр Помпиду сразу решил пойти на уступки. В правительственной резиденции на улице Гренель он еще в середине мая начал переговоры с профсоюзами и предпринимателями. Однако в течение всего месяца обстановка оставалась крайне напряженной. Левые силы требовали немедленной отставки правительства. А Миттеран заявил даже, что. «власть вакантна». Настроение де Голля в эти дни еще более ухудшилось. 29 мая он пришел к довольно странному решению — лететь в Баден-Баден, на территорию ФРГ, чтобы заручиться поддержкой командования расположенных там французских войск. Во главе их стоял генерал Массю. Он принял президента республики, и довольно быстро собеседники пришли к мнению, что де Голль должен вернуться в Париж. 30 мая президент уже опять в столице. Наконец он принял решение. Генерал выступил с речью по радио и телевидению, в которой утверждал, что над Францией нависла угроза коммунистической диктатуры, и объявил о роспуске Национального собрания. В тот же день

в Париже состоялась огромная манифестация в знак солидарности с де Голлем. В первых рядах демонстрантов шли члены правительства с лозунгами «Де Голль не одинок!». Переговоры Помпиду завершились подписанием Гренельских соглашений. Значительно была повышена заработная плата, увеличены пособия по безработгще и семейные пособия. Забастовочное движение стало ослабевать и к середине июня в основном прекратилось. 30 июня состоялись выборы в Национальное собрание. Сторонники де Голля добились огромного успеха. Голлистская партия, выступившая во время майских событий в качестве «партии порядка», получила почти 300 мандатов и завоевала абсолютное большинство.

Итак, все улеглось, все успокоилось. Только не мог более обрести душевного равновесия генерал де Голль. Майские события оставили где-то внутри него след и постоянно напоминали о себе всю оставшуюся жизнь. Теперь президент включил в состав правительства так называемых левых голлистов, которые еще во времена РПФ выступали с проектом социально-экономических реформ в духе «сотрудничества классов». Генерал задумал осуществить эти реформы. Первым шагом в реализации его плана стал законопроект о новом районировании Франции и обновлении сената, согласно которому в стране некоторым образом урезались права местного самоуправления и лишался законодательных функций сенат. Де Голль объявил, что он выносит проект на всеобщий референдум и, в случае его отклонения, уйдет в отставку. Проект был явно неудачным. В нем объединялись две плохо. сочетаемые вещи. Многие говорили генералу, что французы его не поймут, что лучше отказаться от этой идеи. Однако он твердо решил осуществить задуманное и упрямо стоял на своем. Может быть, президент республики искал повод, чтобы уйти, решив, что оборвалась тугая струна, которой он сам стянул воедино десять лет назад свою судьбу с судьбой Франции. Референдум был назначен на апрель 1969 года. Де Голля, как и ожидалось, не поддержали левые силы. Законопроект был отклонен также Жискар д’Эстеном, лидером группы «независимых республиканцев». Уже в марте стало ясно, что де Голль не получит большинства. Генерал с грустью ждал вынесения приговора. Он говорил сыну еще в начале года: «Французы устали от меня, да и я утомился от них». На референдуме 27 апреля 52 % избирателей отвергли проект. Так закончились 10 лет 3 месяца и 19 дней президентства генерала де Голля. Он сложил свои полномочия с горечью в сердце и тайной досадой, сказав одному из своих близких: «Меня ранили в мае 1968 года, а теперь прикончили».

Де Голль уехал в Коломбэ. Теперь он действительно был уже таким, каким обрисовал себя двадцать лет назад на последней странице «Военных мемуаров» — «старым человеком, изнуренным испытаниями, отстраненным от дел, чувствующим приближение вечного холода». Мало-помалу для бывшего президента республики жизнь приобретала другой ритм. Появились новые, простые дела и заботы. Он стал опять писать воспоминания — «Мемуары надежды», начинающиеся 1958 годом. Издательство «Плон» приступило к публикации пятитомника его «Речей и посланий». Первый том увидел свет весной. 1970 года. Иногда де Голль покидал свою деревню. В мае — июне 1969 года почти сорок дней провел с женой в Ирландии, а в июне 1970 года три недели прожил в Испании. Он ни к чему не утратил интереса, был в курсе всех политических событий, расспрашивал своих посетителей о самых разных вещах. Генерал всегда считался чутким отцом. теперь он стал добрым и нежным дедом. У него было три внука — Шарль, Ив и Жан (сыновья Филиппа) и внучка Анна (дочь Элизабет). Он любил бродить с ними в окрестностях Коломбо. Де Голль все больше и больше погружался в воспоминания о былом, опять много времени проводил в своем кабинете. Он говорил, что ему нужно еще пять лет жизни, чтобы дописать воспоминания. Но судьба не отпустила ему этих лет.

9 ноября 1970 года. Тихий пасмурный осенний день в Коломбо. Генерал, как обычно, работал, гулял, размышлял. О чем? Может быть, о том, как через две недели отпраздновать свое 80-летие. Вечером де Голль сел раскладывать пасьянс. И вдруг все тело его оцепенело. Генерал только успел сказать: «Какая боль!». Карты посыпались из рук. Разрыв аорты вмиг остановил биение сердца. На следующий день президент республики Помпиду сказал своим соотечественникам: «Француженки, французы. Умер генерал де Голль. Франция овдовела».

Его опустили в землю 12 ноября на маленьком деревенском кладбище Коломбо, как он завещал, «без музыки и фанфар», в присутствии только родных и близких. Сегодня каждый может прийти туда, поклониться ему и прочитать на скромном памятнике: «Шарль де Голль. 1890–1970».

ПОСЛЕДНИЕ

ДНИ ЧАУШЕСКУ

Почти до самого конца они вели себя вызывающе и лишь в последний момент дрогнули: мрачное небритое лицо Николае Чаушеску на какое-то мгновение выдало страх, который он испытывал, стоя перед снаряженной для расстрела командой. Его жена Елена спросила солдата, который вел ее на казнь: «За что вы нас? Ведь я была вам матерью». «Да что ты за мать, если убивала наших матерей?» — сухо произнес солдат.

Три солдата и офицер, выбранные из нескольких сотен желающих принять участие в казни, выстроились в шеренгу и прицелились. «Я не заслуживаю…» — успел крикнуть президент, прежде чем раздался первый выстрел. Несколько выстрелов оборвали жизнь четы Чаушеску. Так закончились 24 года тирании.

Казавшийся незыблемым режим рухнул за семь дней. Чаушеску не сомневался: несмотря на радикальные перемены в других странах Восточной Европы, румынский народ никогда не выскользнет из его стальной хватки. Чаушеску был достаточно неразумен и считал, будто народ любит его. Именно эта самонадеянность и привела его к краху.

В понедельник 18 декабря, за неделю до казни, Чаушеску, уверенный в прочности своих позиций, несмотря на волнения в Темишоаре, отправляется с трехдневным визитом в Иран. Эти три дня оказались напряженными. Иранская сторона выражает обеспокоенность в связи с применением силы при подавлении восстания в Темишоаре… Чаушеску становится все более раздражительным и встревоженным. «За старшего» он оставил в Румынии жену Елену. Между Бухарестом и Тегераном установлена «горячая линия», которая держит Чаушеску в курсе дел. По ней поступают крайне тревожные сообщения. Из них следует, что после кровавой бойни в Темишоаре армия не способна положить конец выступлениям за свободу. В среду днем Чаушеску возвращается в Румынию и видит страну в состоянии хаоса. В шесть часов вечера созывается чрезвычайное совещание руководителей страны, Секуритате (службы безопасности) и вооруженных сил. Чаушеску приходит в ярость оттого, что революционный порыв не был сокрушен сразу, и понимает, что генералы, в частности министр обороны Василе Миля, подвели его.

Чаушеску приказывает помощникам написать текст выступления по телевидению (оно состоялось вечером того же дня), в котором осуждаются фашисты и иностранцы, стоящие во главе революции. Тогда же он требует организовать в четверг массовый митинг в свою поддержку. И именно этот шаг и приведет его к катастрофе.

Позже вместе с Еленой он отправляется в свой великолепный особняк в Флорясе, недалеко от центра Бухареста.

После недолгого сна рано утром Николае и Елена оправляются в президентский дворец, где готовятся к выступлению, оказавшемуся роковым. Дверца шкафа Елены, где хранилась ее роскошная одежда и туфли (на некоторых были каблуки с инкрустированными бриллиантами), так и осталась открытой. Чете Чаушеску больше никогда не суждено вновь увидеть фонтан внутри дома, итальянский кафель, золотые краны в ванной, уникальные вазы и картины, ошеломившие румын после падения диктатуры.

Эта сцена стала уже привычной: толпа людей на Дворцовой площади; их президент вещает с балкона дворца. Чаушеску уверен; если он обратится непосредственно к народу, то убедит его в том, что революцию организовали зловещие внешние силы и правительство оказалось вынужденным применить оружие ради пресечения мятежа.

К этому представлению, как всегда, ведется тщательная подготовка. Команды офицеров службы безопасности в течение ночи изготовляют транспаранты. Чаушеску потребовал, чтобы собралось 100 тысяч человек, и уже с 10 утра на площадь в сопровождении армейских офицеров идут служащие и рабочие заводов. Стоя перед толпой, Чаушеску хочет раз и навсегда доказать миру: народ безгранично предан своему вождю. Однако на митинге, который начался в четверг во второй половине дня, когда резня в Темишоа-ре была еще свежа в памяти, Чаушеску встречают молчанием. Работникам радио и телевидения, транслирующим выступление, приходится включать сделанную заранее запись аплодисментов. Однако им не удается скрыть происходящее на площади. Видеозапись, обошедшая весь мир, показывает пришедшего в замешательство разъяренного старика, который в раздражении замахал руками после того, как возгласы из толпы заглушили его слова. На какое-то мгновение Чаушеску теряется, не зная, что делать дальше. Впервые за 24 года его освистывают. Первыми закричали женщины. Простое и вместе с тем резкое слово «Те-ми-шо-а-ра» волнами проносится по толпе. Чаушеску делает рукой жест, напоминающий движение кинорежиссера, когда тот кричит: «Закончили!».

Изображение на телеэкране гаснет в тот момент, когда Елена обращается к мужу. «Скажи им что-нибудь, пообещай что-нибудь», — в отчаянии шепчет она.

Генералы, стоящие вместе с Чаушеску на балконе, один за другим уходят внутрь дворца. Президент направляется вслед за ними. В это время внизу заводится мотор одного бронетранспортера, а через мгновение рычат двигатели всех бронетранспортеров, стоящих вблизи площади. «Наверное, это был сигнал, — рассказывает один из демонстрантов. — Взревели моторы, и по толпе открыли огонь.»