Тайны Хеттов
Шрифт:
Снова подъезжают тяжелые грузовики с кирками, лопатами и ломами к большому перекрестку в Каркемише на Евфрате, где видны рельефы хеттского царя Арара и где десятки лет назад уже вели раскопки Смит, Лоуренс, Хогарт и Вулли. Снова врезаются заступы в землю крутого холма у Хамы на Оронте, где Райт обнаружил «чудесный камень» и где Грозный во время своего последнего посещения нашел только «логовища шакалов и одичавших собак, покой которых он несколько раз нарушил». И снова подписывает банкир Симон чек для Германского восточного общества и Берлинского археологического института, чтобы они направили экспедицию в Богазкёй.
С той же надеждой, с какой археологи отправляются
Хеттское бронзовое оружие из разных местонахождений (вторая половина II тысячелетия до н. э.)
Среди этих исследователей глубин прошлого — французы, англичане, американцы, турки, а главное — немцы, имеющие в Стамбуле хорошо финансируемый филиал Берлинского археологического института. Не случайно поэтому ключ к хеттским иероглифам, который так долго никто не мог отыскать, нашел именно сотрудник этого института. И не один ключ, а целую связку! Но все эти ключи оказались коротки, чтобы сдвинуть последнюю пружину в замке, висевшем на седьмых вратах хеттских тайн.
Имя этого счастливца и неудачника — Курт Биттель. Он родился в 1907 году в Хейденхейме (Вюртемберг), изучал археологию и историю в Гейдельберге, Марбурге, Вене и Берлине, а в 1930 году получил стипендию для учебной поездки в Египет и Турцию. В Стамбуле директор филиала Берлинского археологического института Мартин Шеде пригласил его на экскурсию в Богазкёй, и, когда двадцатитрехлетний студент впервые увидел руины столицы Хеттского царства, он еще не подозревал, что исследование их станет уделом всей его жизни. Он ведет там раскопки и до сих пор.
Все прежние исследователи искали в Богазкёе нечто определенное: Винклер — таблички, Пухштейн — архитектуру, Курциус — керамику. Биттель был первым, кто повел исследования в Богазкёе «фронтально». Этим объясняется его растерянность, когда Зия-бей (принимавший еще Винклера, Пухштейна, Курциуса и всех остальных археологов в Богазкёе, а одним из последних — Г.Г. фон дер Остена из Чикагского университета) во время традиционной торжественной встречи перед началом работ спросил его, какую цель он, собственно, преследует…
Первый ответ дала статья Биттеля в «Сообщениях Германского восточного общества» в мае 1932 года: «До сих пор не была точно установлена хронологическая последовательность разных видов керамики, найденной в Богазкёе. Ведь изучение максимального количества находок в их первоначальном месторасположении и в связи с конфигурацией построек документально установленной столицы Хеттского царства является настоятельной необходимостью с точки зрения методики археологических исследований, поскольку можно ожидать, что хронологическая классификация находок в этом центре хеттской культуры послужит основой хронологической классификации всех анатолийских археологических памятников».
Вторым ответом, который последовал, правда, значительно позднее, были результаты деятельности ученого. Биттель далеко перешагнул рамки первоначального, довольно скромного плана, сводящегося к датировке богазкёйской керамики. В сотрудничестве со специалистами различнейшего профиля (включая химиков, историков металлургии и знатоков фортификационного искусства) он провел генеральное
Сотня двуязычных надписей — и никаких результатов!
После двадцатилетней систематической работы Биттель установил в Богазкёешестькультурных слоев, из которых три были хеттскими: слой IV — времени основания Хеттского царства (XVII век до нашей эры), слой III а, относящийся к периоду наивысшего могущества хеттов, то есть к XIV веку до нашей эры, и слой III б, датируемый периодом разрушения Хаттусаса, то есть концом XIII века до нашей эры (слой V- видимо, еще дохеттский, слои II и I- послехеттские, фригийские и эллинистические). Своими археологическими открытиями и их интерпретацией Биттель намного расширил наши знания об истории хеттов и в первую очередь об их столице.
Кроме того, снова подтвердилось, что Богазкёй — поистине неисчерпаемый источник хеттских письменных памятников. Уже в первый год раскопок (1931) Биттель нашел новый архив аккадской клинописи на хеттском языке, так что его сразу можно было прочитать и перевести. В следующем году он выкопал более 800 табличек с хеттскимииероглифами(помимо иероглифов «Исписанной скалы» это были первые длинные иероглифические надписи, бесспорно относившиеся к той же эпохе, что и до тех пор известные клинописные тексты), а через год даже 5500 табличек, и среди них была одна иероглифическо-клинописная двуязычная надпись. В 1934 году, на четвертый год раскопок, таких надписей у него было уже более 100!
При наличии сотни двуязычных (точнее — сделанных двумя видами письма) надписей, найденных Биттелем, дешифровка хеттских иероглифов, казалось бы, переставала быть проблемой! Ведь мы знаем, что Шампольону достаточно было одной двуязычной надписи (на Розеттской плите), чтобы он расшифровал египетские иероглифы. Более того — на этих надписях были имена правителей, и на одной из них Биттель и Х.Г. Гютербок (немецкий профессор в Анкарском, а ныне в Чикагском университете) расшифровали в 1936 году имя уже известного царя Суппилулиумаса!
Только (опять это «только», с которым мы так часто встречаемся в истории хеттологии!) надписи эти были очень короткими, так что из них нельзя было ничего извлечь. Это были маленькие печати и оттиски печатей, содержавшие большей частью лишь личные имена, а попробуйте что-нибудь перевести с китайского, если в вашем распоряжении только пекинская телефонная книга!
Боссерт на Черной горе
И все же хеттские иероглифы поддались напору швейцарско-итало-американо-чехословацко-немецкой пятерки нападения. Последний, решающий мяч забил Хельмут Теодор Боссерт. Имя этого немца, который после прихода Гитлера к власти избралВкачестве своей новой родины Турцию, известно сейчас во всем мире. Это имя привлекло к себе всеобщее внимание в 1953 году, когда к нему присоединилась слава расшифровщика хеттских иероглифов. Но уже и раньше его знали не только археологи, историки и филологи, но и люди в коричневых рубашках, которые при слове «культура» спускали револьвер с предохранителя: в 1933 году оно было в списке имен авторов, чьи книги горели на площадях Берлина, Мюнхена, Нюрнберга…