Тайны имперской канцелярии
Шрифт:
Но внешность порой бывает обманчива, и это дает право на то, чтобы человек не всегда верил своим главам, а действовал согласно давно изложенной конституции его мышления - обыкновенной интуицией.
Но, к великому сожалению многих, это чувство не было развито в достаточных его пределах, и это же давало возможность таким людям свободно маневрировать меж человеческих душ и спокойно передвигаться в пространстве.
Человек, державший в руках небольшой чемоданчик, вовсе не относился к той, указанной
Но в то же время, явно не относился и к категории противоположной. Он определял сам себя, как достопочтеннейшего гражданина великодержавной московской иерархии и являлся одним из основных претендентов на саму иепархическую власть.
Монах Василий - так кратко именовали его те, кто знали очень мало и, в основном, по делам, совершенно не имеющих отношения к делу праведничества и искупления греха.
Так звали его и те, кто прочил ему власть в ближайшее время после смерти одного из настойчивых сынов царских кровей.
Но мало кто знал под настоящим его именем и уже совсем никто под истинным. Все было решено очень давно, и даже самые последние свидетели гибели его отца были уничтожены.
В кругах, приближенных к императорским, он был широко известен как отец Варфоломей, обладающий недюжинной силой и возносящийся в церковной иерархии чуть ли не к самому высокому званию.
Сейчас этот симпатичный господин чинно и мирно продвигался по улице Булочной, и, судя по его походке, был очень доволен результатом своего труда.
В чемоданчике лежала та самая злополучная папка, которая сулила многим успех и давала власть прямо в руки, если к ней приложить хоть капельку своего ума и фантазии.
Отец Варфоломей не жил на этой улице и довольно скоро свернул на Заводскую, а затем Пролетную.
Вскоре он подошел к крыльцу большого здания и тихонько дернул за колокольчик. Спустя минут пять послышалось какое-то недовольное сопение, а затем гортанно-низкий голос спросил:
– Кого там черти носят поутру?
– и дверь немного приоткрылась.
Завидев фигуру отца, женщина поспешно перекрестилась и, как бы моля, произнесла:
– Ох, извините, отец. Наверное, с дуру ляпнула такое, - бормотала она, хлопая себя ладошкой по лбу.
– Ничего, ничего, Прасковья, - ласково зазвучал довольно низкий голос отца Варфоломея, - бывает.., у всех бывает.., - и отодвигая рукой с тростью ее в сторону, фигура шагнула внутрь.
Дверь быстро затворилась, и вскоре в одной из комнат вспыхнул свет.
Отец Варфоломей сел за стол и принялся тихо изучать вновь изъятые им документы.
В его комнату постучали.
– Да, - грозно откликнулся он, отодвигая стул в сторону, а папку закрывая, - войдите, кто там?
– Это я, батюшка, - залепетала все та же женщина, пытаясь
– Что ж, не мешало бы, - спокойно и мягко зазвучал его голос, - ты вот что,Прасковья. Никого ко мне пока не пускай. Мне нужно господу помолиться нашему и давай поскорее чай, не то застыну здесь...
– Я сейчас, сейчас, - заторопилась женщина, выходя из комнаты.
Отец откинулся на спинку стула и грозно забарабанил пальцами по столу. Несколько минут спустя в комнату внесли чай, и голос снова смягчился:
– Эх, Прасковья, коли б была ты молодой, то отдал бы тебя учиться, - говорил он, попивая чай из старинной чашки с блюдцем.
– Куда ж мне учиться, батюшка, - взмахивая руками и разводя их в стороны, - отвечала сокрушенно та, - не велено господом-то учиться. Другие пусть ентим занимаются, а мне куда уж. Мне вот свое дело нужно хорошо исполнять. Вам угождать. На все воля господа нашего, - и она перекрестилась.
– Так-то оно так, - снова грозно отвечал человек, -только все и думаю, что недолго осталось...
– До чего, батюшка, - непонятливо ублажала его голосом женщина.
– А-ах, тебе не понять, - отвечал он, отмахивая рукой в сторону и чуть было не обронив блюдце на пол, - все.., все суета господня. Надо самим, самим смотреть в корень. Глубже смотреть, понимаешь, - и он посмотрел на рядом стоявшую женщину, так и застывшую от его слов.
– Вижу, не понять пока, - с сожалением выдохнул он, передавая уже пустую чашку.
– Куда уж мне понять-то, - снова ответила та, отступая чуть-чуть в сторону, словно уходя от его дружеского похлопывания, - это вот вам, да иным господам нужно знать енто все. Мы обождем.
– Ладно, ладно, ступай, а то, чай, застынешь тут со мной раздетая.
– И то правда, батюшка, - и женщина, откланявшись, побрела за дверь, оставляя за собой следы босых ног на полу.
– Вот так и живем, - грустно вымолвил отец Варфоломей, смотря на закрывающуюся за ней дверь и испаряющиеся следы ног, - пожил век и уходи, даже следа не остается, а кто виноват? Сами же, а кто еще. Эх-ма, не было у нас ничего хорошего и вряд ли будет, хотя, кто его знает, может, что и решим погодя...
Дальше отец, оставив свои мимолетные раздумья, вновь склонился над папкой, изучая содержимое с особой тщательностью, ему присущей. В некоторых листах он слегка делал пометки ярко-синим карандашом, при этом слюнявя его ртом.
– Надо будет тут доработать, - думал он про себя, то и дело, надавливая на карандаш и перелистывая дальше.
Но вот, спустя час, он закончил свое занятие и с удовольствием потянулся на стуле.
Захлопнув сильно папку, он завязал ее перевязью и сунул себе под подушку.