Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина
Шрифт:
Бывало так, что рассчитывал он точки — все выходило гладко, комар носа не подточит, — сбрасывал бумаги исполнителям в их контору, а оттуда через некоторое время приносился жалобный вопль:
— Товарищ старший лейтенант, у вас неувязочка вышла, место, которое вы наметили под узел связи, — непроходимое болото на целых сорок верст… Передвиньте точку!
Сидя в Москве, — или под Москвой, — не увидишь, конечно, что творится в Красноярском крае или Читинской области, потому и возникали иногда такие шероховатости, — и Сцепинский, находясь от того болота в пяти тысячах километров, сидя у себя в кабинете,
Работа в армейском НИИ, как сам он считает, научила его быть смелым, принимать иногда решения совершенно неожиданные.
Хотя непосредственный начальник его, майор Голиков, говорил так:
— Юра, самое главное — не смелые методы работы, а совсем другое — подальше держаться от начальства, но поближе к кухне. И тогда все будет тип-топ.
Интересная, конечно, сентенция и, главное, полезная — особенно для желудка, но вот как сочетать эту полезность со служебным ростом, Сцепинский не знал — по молодости лет, конечно… Наверное, это все-таки были величины несовместимые.
Голиков потом чуть не погиб на полигоне, где происходили испытания ракет, которыми командовал знаменитый маршал Неделин.
Неделину не захотелось находиться в темном неудобном бункере, наблюдать за пуском очередной ракеты оттуда, и он попросил адъютанта:
— Поставь-ка мне стул наверху, на улице, я буду наблюдать за пуском оттуда.
Слово маршала — закон, хотя по инструкции ни маршалы, ни рядовые не должны были покидать бункер во время испытаний ракеты, которая еще не доведена до ума, не отработана. Неделин выбрался наружу, на свежий степной воздух, за ним много еще другого народа: неудобно было при маршале отсиживаться в глубоком безопасном бункере.
Во время испытаний произошло случайное срабатывание второй ступени ракеты. Девяносто шесть человек как корова языком слизнула — погибли. Майор Голиков — было его дежурство — уцелел. Наверное, благодаря принципу держаться от начальства подальше и поближе к обеденному столу.
Жалко было людей, горько, досадно, но случилось то, что случилось, — вернуть погибших было нельзя.
В шестьдесят четвертом году Сцепинского пригласили работать в органы КГБ — там толковые электронщики были нужны не менее, чем в армии или где-нибудь на гражданке, в институте, проектирующем промышленные ЭВМ — электронно-вычислительные машины.
Понятия «компьютер» в нашем языке тогда еще не существовало, а вот аббревиатура ЭВМ в обиход вошла прочно, и ею пользовались часто, это была та самая техника, которую Сцепинский знал хорошо, и вообще в делах тех, для простого люда загадочных, плавал как рыба в воде.
Так Сцепинский стал слушателем 101-й школы КГБ, через два года он написал курсовую работу, посвященную организации информационно-технического дела, и был направлен на стажировку в Лондон, в университет.
Работу свою Сцепинский оформил как печатную брошюру — получилось очень солидно, даже в руках держать было приятно, — и эта брошюра разошлась по библиотекам различных учреждений и управлений КГБ — не только в Москве, естественно.
Попала она и в библиотеку управления, занимавшегося внешней разведкой и, надо заметить, сыграла в жизни Сцепинского решающую роль — в конце концов, ему довелось работать с Шебаршиным, о чем
Взял его к себе Рябов Валентин Васильевич, руководивший в разведке подразделением информации.
Для начала Сцепинского пригласил к себе — поговорить по душам. Разговорить он мог любого, даже «великого немого», поэтому довольно скоро понял, чем живет и дышит молодой выпускник 101-й школы и сказал ему — вежливо, на «вы»:
— Будете работать у меня!
— Ка-ак? — изумился Сцепинский. — Меня же ждут в Лондоне, в резидентуре, я должен работать там.
— Нет, будете работать у меня. Тем более вы — кандидат технических наук, такие люди нам нужны. Вы — вне конкуренции. Начинаем работать по-новому.
А работали в ту пору, честно говоря, по старинке. Как во времена Рихарда Зорге и «Красной капеллы». Информация приходила через эфир либо через провод, ее обрабатывали, печатали в одном-двух экземплярах на пишущей машинке, затем на «вечерней лошади» везли к начальству. Случалось, часто опаздывали. Иногда даже очень часто.
Чтобы изменить этот порядок, выстроить новую цепочку, нужно было подтягивать новую технику. Свежайшую, современную, может быть, даже такую, какой в Союзе нет и не предвидится. Закупить ее за границей, в конце концов, и все дела.
Это также было сложно, поскольку Советский Союз относился к числу государств, которое почти всегда находилось в блокаде: одним не нравился наш строй, другим — люди, третьим — порядки, четвертым — наше стремление жить лучше, пятым — наши лица, шестым — еще что-то… Друзей было немного; как потом выяснилось, немного было даже внутри страны, среди братских союзных республик, хотя Российскую Федерацию и русский народ доили все, кому это нравилось и кому было не лень изучить приемы дойки.
При начальнике управления внешней разведки Сахаровском была создана специальная группа анализа и планирования, в которую и вошел новый сотрудник Юрий Сцепинский. Впрочем, Сахаровский — это очень высоко, где-то в поднебесье, на недосягаемом троне; ниже располагалось еще множество разных начальников, промежуточных, так сказать, среднего ранга.
Так вот непосредственным руководителем Сцепинского оказался немолодой человек, бывший когда-то шифровальщиком у Сталина на Тегеранской конференции. Мыслил он, конечно, по старинке, считая, что по старинке надежнее, полагал, что самый безотказный и проверенный инструмент — пишущая машинка с ножным веревочным приводом (электричества не надо) и каменным вечным шрифтом. А тут пришел новый сотрудник, длинноногий, борзый, поджарый, признающий только высокие скорости, который мыслит совсем не так и полагает не так… Было над чем задуматься старому опытному шифровальщику.
Он предложил новому сотруднику сочинить бумагу, где была бы изложена и концепция, и способы работы разведки в современных условиях, и соответственно — обозначить нужды: какая техника необходима, какие конкретно специалисты и в каком количестве, поработать также и над экономическим обеспечением, и…
В общем, в бумаге должно быть все, все, все.
Сцепинский засел за документ, работал несколько дней и написал такое, что у старого шифровальщика чуть зубы изо рта не повыпадали. Возбудился он невероятно, вскричал: