Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков
Шрифт:
Но все же наиболее отчетливо ужесточение курса узкого руководства проявилось не столько во внутренней, сколько во внешней политике. Выразилось во вступлении, если так можно выразиться, Советского Союза в холодную войну. Правда, поначалу действия на международной арене еще не стали однозначными. Отражали мучительные колебания, предшествовавшие окончательному выбору, имевшуюся достаточно длительный период неуверенность в том, следует ли открыто, на государственном уровне, вполне официально вступить в конфронтацию с США и их союзниками.
С завершением 15 декабря 1947 года в Лондоне работы пятой сессии прекратил существование основной координационный орган четырех стран, СМИД, созданный по решению Потсдамской конференции. А с его крахом уже нечего было и думать о подготовке, подписании в скором будущем мирного договора с Германией. О правовом обеспечении
До этого колебания при выборе окончательного курса пока продолжались. Особенно ярко они выразились в ходе возникновения и развития советско-югославского конфликта, его метаморфоз, надежно скрывших истинную причину, и породившую его.
Разногласия между Москвой и Белградом наметились весной 1947 года, а суть же их сводилась к оценке Кремлем инициативы Тито и Димитрова. Их попытки решить национальный вопрос и связанные с ним территориальные взаимные претензии всех стран давней «пороховой бочки Европы» в полном соответствии с учением Ленина и Сталина, путем создания Балканской федерации. Государственного образования, включившего бы поначалу Югославию, Болгарию, Албанию, а впоследствии и Грецию. Ликвидацию именно таким образом проблем, связанных с будущим Косово и Македонии.
19 апреля 1947 года Кардель в беседе со Сталиным твердо заверил, что югославская сторона не намерена ратифицировать задуманный договор с Болгарией до того, как отпадут все ограничения, связанные с условиями мирного договора, подписанного в Париже и вступавшего в силу только 15 сентября. Однако 1 августа это обещание было нарушено. Тито и Димитров объявили, что ими окончательно согласован бессрочный договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи двух стран, к которому могут присоединиться и другие балканские государства.
Обеспокоенный таким развитием событий, Сталин 12 августа направил Тито письмо, в котором отметил: «Советское правительство считает, что своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав им лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии» [627] . Два балканских лидера вняли рекомендации Кремля. 27 ноября подписали в Евксинограде (неподалеку от Варны) задуманный договор уже не бессрочный, а на 20 лет. Пошли на то несмотря на принятую незадолго перед тем Второй генеральной ассамблеей ООН резолюцию, осудившую Белград, Софию и Тирану за вмешательство во внутренние дела Греции, военную помощь партизанам-коммунистам.
627
Гиренко Ю. С. Сталин — Тито. М., 1991, с. 325–326.
Советское руководство все еще не меняло своей позиции по данному вопросу. Загодя одобрило подписание договора, что вполне ясно выразил Молотов: «это не должно препятствовать проведению мер в деле объединения Югославии и Болгарии так, как руководство этих стран сочтет нужным» [628] . Одобрило и иное. 9 января 1948 года, во время беседы с прибывшим в Москву Джиласом, Сталин заявил: «Мы согласны, чтобы Югославия проглотила Албанию… чем скорее, тем лучше» [629] .
628
Там же, с. 327.
629
Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992, с. 103.
Подход узкого руководства к проблеме стал меняться только после
630
Гиренко. Указ. соч., с. 333.
В тот же день Сталин, используя на этот раз дипломатические каналы, уведомил Тито о кардинальном изменении своего прежнего отношения к созданию нового государства. «В Москве получено сообщение, — отмечалось в очередном советском документе, — что Югославия намерена в ближайшие дни направить одну свою дивизию в Албанию к южным ее границам… Москва опасается, что в случае вступления югославских войск в Албанию англосаксы расценят этот акт как оккупацию Албании югославскими войсками и нарушение ее суверенитета, при этом возможно, что англосаксы используют этот факт для военного вмешательства в это дело под предлогом „защиты“ независимости Албании». Не довольствуясь одними объяснениями, Кремль поспешил ужесточить позицию. Уже 1 февраля Тито была вручена телеграмма, подписанная Молотовым, но выражавшая мнение Сталина. Разгневанного тем, что его могли втянуть не в холодную, а во вполне горячую войну с США и Великобританией. Советское правительство, говорилось в этом своеобразном послании, «совершенно случайно узнало о решении югославского правительства относительно посылки ваших войск в Албанию… СССР не может согласиться с тем, чтобы его ставили перед совершившимся фактом. И, конечно, понятно, что СССР как союзник Югославии, не может нести ответственности за последствия такого рода действий, совершаемых югославским правительством без консультаций и даже без ведома советского правительства» [631] .
631
Там же, с. 336–337.
Для разрешения кризисной ситуации Сталин потребовал незамедлительно созвать совещание трех заинтересованных сторон, югославской, болгарской и советской. Встречу на высшем уровне, которая и открылась в Москве 10 февраля 1948 года. СССР на ней представляли Сталин, Молотов, Маленков, Жданов, Суслов и Зорин; Болгарию — Димитров, Коларов и Костов; Югославию — только Кардель, Бакарич, Джилас и Попович.
На совещании Сталин не выступил, предоставив сделать это Молотову. Лишь время от времени, прерывая ораторов, бросал короткие реплики. Предельно эмоциональные. Резкие, даже злые. Но именно они и позволяют понять тогдашнее состояние Иосифа Виссарионовича. Не скрываемый им — ведь вокруг только свои — страх. Смертельную боязнь того, чем рано или поздно может обернуться созданная им самим с огромным трудом блоковая система, призванная надежно обеспечить безопасность СССР. К чему могут привести непродуманные, несогласованные не действия, а всего лишь заявления Белграда и Софии. К каким, скорее всего, приведет оценкам их Западом, сознательно истолковывающим все по-своему, в соответствии с собственными надуманными представлениями о заведомой «агрессивности» Москвы.
Позволяют реплики установить и иное. Сталин был уверен: в накалившейся до предела международной обстановке даже выражение намерений может неожиданно послужить поводом для локального поначалу, балканского конфликта. Ну, а тот неизбежно перерастет в третью мировую войну. Втянет и США — в соответствии с доктриной Трумэна, и СССР — как союзника Югославии. Приведет к самому нежелательному, ибо Москва, не обладая ни атомными бомбами, ни дальними бомбардировщиками, обязательно проиграет, потерпит сокрушительное поражение.