Тайны летней ночи
Шрифт:
— О чем это вы шепчетесь? — со смехом спросила Филиппа, жестом приказывая им отойти от окна.
— Я умолял сестру не запугивать своего несчастного мужа, — объяснил Джереми.
Аннабел закатила глаза к небу.
— Спасибо, шурин, — торжественно заявил Саймон. — Можешь представить, сколько отваги требуется, чтобы выстоять против подобной жены. Но пока мне это удавалось…
Он с деланным ужасом осекся при виде угрожающего взгляда Аннабел.
— Зато теперь понятно, что нам с твоим братом лучше делиться мужскими секретами исключительно на улице, пока ты рассказываешь матушке о Париже. Джереми, не
Юноша не заставил просить себя дважды:
— Сейчас найду шляпу и куртку…
— Шляпа ни к чему. Все равно через минуту слетит, — лаконично посоветовал Саймон.
— Мистер Хант! — крикнула вслед Аннабел. — Если искалечите или убьете моего брата, ужина не ждите.
Саймой ответил что-то неразборчивое, и оба исчезли в прихожей.
— Фаэтоны слишком легкие и быстрые и часто переворачиваются, — встревожилась Филиппа. — Надеюсь, мистер Хант умеет править.
— И превосходно, — заверила Аннабел с ободряющей улыбкой. — Он вез нас сюда из отеля так медленно, что можно было подумать, мы тащимся в тяжелом фамильном экипаже. Думаю, Джереми не мог оказаться в более надежных руках.
Весь следующий час женщины сидели в гостиной за чаем и обсуждали все, что случилось за последние две недели. Как и ожидала Аннабел, Филиппа не задавала вопросов об интимных подробностях медового месяца, явно не собираясь вторгаться в жизнь молодой пары. Зато живо интересовалась рассказами Аннабел о новых знакомых, балах и вечерах, которые они посещали. Имена богатых промышленников были ей неизвестны, и она внимательно слушала истории Аннабел.
— Теперь все больше и больше таких людей приезжает в Англию, — заметила она. — Чтобы прибавить к богатству еще и титулы.
— Как Боумены, — кивнула Аннабел.
— Да. С каждым новым сезоном нас осаждают орды американцев, а ведь Господу известно, как и без того трудно поймать аристократа. Нам конкуренция ни к чему. Я буду рада, когда поток фабрикантов иссякнет и все вернется в свое русло.
Аннабел грустно улыбнулась, не зная, как объяснить матери, что, судя по тому, что она видела и слышала, это только начало и что к прошлому возврата нет. Она и сама только начинала немного понимать, к каким переменам ведет развитие железных дорог, судоходства и техники, причем не только в Англии, но и во всем мире. Именно эти темы Саймон и его приятели обсуждали за обедом, вместо того чтобы подобно представителям высшего класса распространяться об охоте и сельских развлечениях.
— Скажи, ты хорошо ладишь с мистером Хантом? — спросила Филиппа. — Мне по крайней мере так показалось.
— О да. Хотя могу признаться, что он не похож ни на одного из наших знакомых мужчин. Джентльмены, к которым мы привыкли… видишь ли, у него совершенно иное направление ума. Он… он прогрессивен…
— О Господи, — с легкой брезгливостью бросила Филиппа. — Хочешь сказать, в смысле политики?
— Нет.
Аннабел помедлила и скорчила смешную гримаску, сообразив, что даже не знает, к какой партии принадлежит муж.
— Но, слыша кое-какие его высказывания, я бы не усомнилась, что он виг [3] или даже либерал…
— О небо! Может, ты сумеешь убедить его переменить политические взгляды…
Аннабел весело рассмеялась:
— Сомневаюсь.
3
Политическая партия, выражавшая интересы крупной торговой буржуазии
— Аннабел, — мягко перебила мать, — прекрасно, что ты так горячо защищаешь мужа. Но поверь, простолюдин, пусть и богатый, никогда не будет столь же влиятельным, как аристократ. Во всяком случае, в Англии.
Разговор прервал растрепанный, взбудораженный Джереми, вихрем ворвавшийся в гостиную.
— Джереми! — ахнула Аннабел, вскакивая. — Что стряслось?! И где мистер Хант?!
— Прогуливает лошадей по площади, чтобы остыли, — задыхаясь, тараторил он. — Этот парень — просто псих. Раза три мы едва не перевернулись, чуть не задавили с полдюжины человек, и меня трясло и подкидывало так, что вся нижняя часть покрыта синяками. Будь я способен хотя бы дышать, наверняка помолился бы, поскольку мы точно мчались прямо в могилу. В жизни не видел таких злющих лошадей, как у Ханта, а сам он сыпал такими гнусными проклятиями, что только за одно меня бы вышибли из школы навсегда…
— Джереми, — извиняющимся тоном начала Аннабел, до глубины души возмущенная тем, что Саймон подверг такой опасности жизнь брата, — мне так…
— Да это был лучший день во всей моей жизни! — торжествующе продолжал Джереми. — Я едва не на коленях просил Ханта повезти меня и завтра, и он сказал, что попробует, если будет время… О, что он за молодец, Аннабел! Чудесный парень! Пойду добуду водички: у меня в горле скопилось с полдюйма пыли!
Он с юношеской живостью умчался на поиски воды, пока мать с сестрой раскрыв рты таращились ему вслед.
Вечером Саймон повез Аннабел, Джереми и Филиппу в квартиру над лавкой мясника, где по-прежнему жили его родители. Жилище состояло из трех комнат и мансарды, куда вела узкая лестница, и было хоть и довольно темным, но уютным. Филиппа почти не давала себе труда скрыть неодобрительное недоумение, ибо не могла взять в толк, почему Ханты не соглашаются переехать в дорогой особняк. И чем старательнее пыталась Аннабел объяснить, что Ханты не стыдятся своей профессии и не желают скрывать «позор» принадлежности к рабочему классу, тем больше удивлялась мать. Наконец раздраженная Аннабел, заподозрив, что Филиппа намеренно отказывается ее понимать, оставила все попытки обсудить с ней родных Саймона и потихоньку попросила, чтобы Джереми удерживал мать от чересчур откровенных высказываний.
— Постараюсь, — с сомнением протянул Джереми. — Но ты же знаешь: мама никогда не ладила с людьми, которых считает не такими, как мы.
Аннабел раздраженно вздохнула:
— Ну да, не дай Бог, чтобы мы провели вечер с теми, кто на нас не похож! А вдруг научимся чему-то новому или, хуже того, нам понравится… какой позор!
Странная улыбка коснулась губ брата.
— Не будь слишком строга к ней, Аннабел. Вспомни, совсем недавно ты относилась к низшим классам с точно таким же пренебрежением.