Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых
Шрифт:
В Царское Село выезжает и сам царь. В эти дни в своем дневнике он кратко записал:
«27-го февраля. Понедельник.
В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское] С[ело] поскорее и в час ночи перебрался в поезд.
28-го февраля. Вторник.
Лег спать в 3 1/4 , т. к. долго говорил с Н.И. Ивановым, кот[орого] посылаю
Тактику жестких мер против революционных выступлений разделяла и императрица Александра Федоровна: «Если мы хоть на йоту уступим, завтра не будет ни Государя, ни России, ничего!.. Надо быть твердыми и показать, что мы господа положения» [287].
В непримиримой схватке столкнулись силы, требовавшие более или менее радикальных общественных перемен, и силы, попытавшиеся сохранить самодержавную систему, считая, что реформы должны быть проведены только после окончания войны. Страна раскалывалась на лагеря. Видя это, статс-дама императрицы Александры Федоровны княгиня Е.А. Нарышкина констатировала:
«Император думает и работает только для своей неограниченной власти. Увы, увы — у него в будущем отнимут гораздо больше, чем он должен был бы отдать добровольно, обеспечив себе популярность и любовь своего народа…» [288]
Накануне, 1 марта, Временный комитет Государственной думы (ВКГД) решил послать в Бологое для свидания и переговоров с императором Николаем II делегацию из трех лиц. Ехать должны были председатель Думы М.В. Родзянко и ее члены октябрист С.И. Шидловский и меньшевик Н.С. Чхеидзе. Член Думы октябрист Савич спросил Родзянко, есть ли гарантия того, что делегация вернется благополучно в Петроград и ее не арестуют в Бологом.
Впоследствии Н.В. Савич (1869–1942) делился воспоминаниями об этом эпизоде:
«Эти слова произвели потрясающее впечатление, видимо, об этой возможности не подумали, не предвидели решительно ничего. По крайней мере, Родзянко долго и внимательно смотрел на меня и вдруг сказал: “Он прав, мне, как председателю Временного комитета, нельзя туда ехать”. Затем он решительно отказался от поездки, несмотря на настроения некоторых членов Временного комитета, после этого отказался ехать Шидловский, а затем и Чхеидзе. Словом от делегации ничего не осталось» [289].
Другой депутат Государственной думы В.В. Шульгин (1878–1976), который недавно ратовал за перемены в стране, в это время думал о другом: «Если подавить бунт можно, то и слава Богу. Это сделают не только без нас, но и против нас… Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет 50 000 “февралистов”, то это будет задешево купленное спасение России» [290].
Обстановка в стране за несколько часов круто изменилась не в пользу самодержавия. Вооруженная борьба с революцией требовала дополнительных сил и энергичных действий. Это понимал император Николай II, в силу обстоятельств оказавшись в Пскове, где сделал запись в дневнике:
«1-го марта. Среда.
Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского… Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события. Помоги нам Господь!» [291].
Дневник свидетельствует, что на Государя легли не только заботы о судьбе России
Император Николай II, которому восставший народ и мятежные части фактически закрыли путь на Петроград и вынудили направиться в Псков, где находился штаб Северного фронта во главе с генералом Н.В. Рузским (1854–1918), пытается добиться решения поставленной задачи, поменяв тактику. Политический компромисс, уступка оппозиции в принятии решения о создании ответственного министерства (перед Государственной думой) — даются Государю в нелегкой борьбе с самим собой. Так, генерал А.И. Деникин в «Очерках русской смуты» позднее писал:
«Вечером 1 марта в Пскове. Разговор с генералом Рузским; Государь ознакомился с положением, но решения не принял. Только в 2 часа ночи 2-го, вызвав Рузского вновь, он вручил ему Указ об ответственном министерстве. “Я знал, что этот компромисс запоздал, — рассказывал Рузский… — но я не имел права высказать свое мнение, не получив указаний от Исполнительного комитета Государственной думы, предложил переговорить с Родзянко”» [292].
В это время начальник штаба Верховного главнокомандующего в Могилеве генерал М.В. Алексеев (1857–1918), взяв на себя всю ответственность, информирует командующих фронтами о происходивших событиях в Петрограде и Ставке. В частности, он обращается с посланием к генералу Н.И. Иванову (1851–1919) в Царское Село, что в какой-то степени дезориентировало действия последнего против мятежников (телеграмма поступила в Александровский дворец 1 марта в 1 час 15 минут):
«Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко, заседая в Государственной думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы. Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к успешной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев » [293].
Текст этой телеграммы был сообщен Ставкой также всем командующим фронтами, генералам: Н.В. Рузскому, А.А. Брусилову, А.Е. Эверту и др.
1 марта 1917 года в 5 ч. 51 мин. председатель Государственной думы М.В. Родзянко извещал начальника штаба царской Ставки генерала М.В. Алексеева следующей телеграммой: «Временный Комитет членов Государственной думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета Министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Государственной думы. Родзянко ».