Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых
Шрифт:
Сделано было все, как приказал министр-председатель А.Ф. Керенский: всех (Прохорову, Гендрикову, Корнилову, Петропавлову, Иванову, контактировавших с фрейлиной) обыскали, а М.С. Хитрово арестовали и отправили под охраной в Москву. Но при всем этом результатов это не дало: никакой криминальной информации «о заговоре» следствие не получило.
Как отмечал И.П. Якобий в своей вышеупомянутой книге: «Смелая девушка заявила, что ничего о заговоре не знает, и приехала в Тобольск единственно из желания находиться возможно ближе к Царской Семье, с которой она, как фрейлина Государыни Императрицы, была тесно связана. Арестованная М.С. Хитрово была доставлена в Москву и временно помещена в здании судебных установлений в кабинете врача.
При обыске в Режице у офицера К. были, между прочим,
Беглым опросом начальствующих лиц и сослуживцев К. было установлено, что никакого “общеказачьего союза” как будто не существует, но квитанционная книжка выдала имена жертвователей на это загадочное дело.
Прямо с Николаевского вокзала арестованный К. был доставлен в камеру судебного следователя Александрова, который и подверг его двухчасовому допросу. Александров оказался судебным деятелем другого закала, нежели те, непомерно старающиеся перед новыми хозяевами чины прокурорского надзора, которые заварили всю эту кашу. Под его умелым руководством дело быстро приняло совершенно иной оборот. Офицер К. показал, что никакого заговора в действительности не было, а что он единственно решил использовать в корыстных целях настроения некоторых кругов русского общества и, под предлогом спасения Царской Семьи, собирал пожертвования, которые и обращал в свою пользу.
Где была правда в этом показании, трудно сказать, но оно дало Александрову возможность свести крупное политическое дело к простому мошенничеству и освободить М.С. Хитрово» [465].
Любопытно отметить, что документы Тобольского окружного суда по обвинению Маргариты Хитрово и других граждан по 101 статье Уголовного уложения, оказалось в марте 1919 года в руках белогвардейского следствия по делу убийства царской семьи. Товарищ прокурора Т.Ф. Соловьев в своем протоколе от 13 марта 1919 года отметил: «В конце производства имеется телеграмма прокурора Московской судебной палаты Стааля от 21 сентября 1917 года, из которого видно, что дело Хитрово прекращено и препятствий к приезду ее в Тобольск не встречается» [466]. Иными словами, дело против М.С. Хитрово было фактически закрыто, а она была освобождена.
Мы, к сожалению, располагаем только документами Временного правительства и личными фондами Императорского Дома Романовых. Хотя было бы весьма интересно заглянуть непосредственно в следственные материалы по делу М.С. Хитрово следователя А.П. Александрова и прокурора А.Ф. Сталя (Стааля), если, конечно, они сохранились и не были уничтожены (как дела временного хранения). Из всех изложенных выше документов видно, что А.Ф. Керенский продолжил антимонархическую кампанию в масштабах государства без всяких серьезных оснований, так как дело против М.С. Хитрово было прекращено. А именно оно, как мы видели из документов, послужило основанием начала расследования контрреволюционного заговора. Маховик пропаганды так называемой борьбы с «монархическим заговором» продолжал раскручиваться с новой силой, но уже с вектором в сторону великих князей и непокорного генерала Л.Г. Корнилова.
Взявший под контроль это дело прокурор Московской судебной палаты А.Ф. Сталь (Стааль) 25 августа 1917 г., докладывая А.Ф. Керенскому, констатировал именно это, но вместе с тем дал объективную информацию о настроениях, имевших место в Тобольске. В частности, он отмечал: «…Необходимо отметить ее (Хитрово М.С. — В.Х. ) свидание с комендантом полковником Кобылинским и графиней Гендриковой. Виделась она с ним дважды: в первый раз вскоре после приезда, зайдя в дом Корнилова и ограничившись беседой, которую ни прокурор, ни Кобылинский не сочли нужным закрепить в дознании, во второй раз — после обеда, когда Хитрово свезла Гендриковой чемодан и корзину с письмами и вещами для графини и Великих Княжон. Допрошенная прокурором Хитрово не могла вспомнить всех адресатов и сообщила лишь, что писем по ее мнению, было около 15-ти. У Гендриковой обыска не производилось. Ей прокурором было предъявлено лишь требование выдать письма, переданные Хитрово. Гендрикова передала письма некоего Николаева
Допрошенный мною председатель Совета крестьянских депутатов Экземплярский заявил мне, что население Тобольска, в общем, относится скорее сочувственно к бывшей Царской Семье и перед домом, где они живут, всегда стоят небольшие группы, почтительно ожидающие момента, когда кто-либо из бывшей Царской Семьи выйдет на балкон или появится в окне. /…/ Совет солдатских и рабочих депутатов влияния в городе не имеет. По мнению Экземплярского, опубликование документов, говорящих о деятельности бывшего Государя и в особенности Государыни, более чем желательно, ибо монархическое настроение, охватывающее широкие круги тобольского населения, объясняется в значительной степени отсутствием надлежащей осведомленности.
В Тюмени антимонархическое настроение прочно (железнодорожные мастерские).
В заключение, возвращаясь к вопросу об обыске в доме, обитаемом бывшей Царской Семьей, полагаю, что арест Хитрово, несомненно, известный графине Гендриковой, лишает этот обыск в настоящее время практического смысла. Что же касается препятствий, поставленных полковником Кобылинским… В этом вопросе Вы являетесь единственным компетентным судьей» [467].
Стоит пояснить, что полковник Е.С. Кобылинский посчитал невозможным производить обыск помещений царской семьи, как настаивали местные власти, в связи с тем, что это было бы бесполезно с уже упущенным временем и создало бы еще большее напряжение атмосферы. По этому поводу он имел также письменные объяснения с центром.
Позднее полковник Е.С. Кобылинский в показаниях белогвардейскому следователю по особо важным делам Н.А. Соколову в апреле 1919 года отметил: «В Тобольск приезжала и Хитрово. Это молоденькая девушка, проникнутая чисто “институтским” обожанием к Ольге Николаевне. Из-за ее приезда была целая история, раздутая тогда газетами. Ее обыскивали и ничего не нашли» [468].
На запрос белогвардейского следователя Екатеринбургского окружного суда И.А. Сергеева 24 февраля 1919 г. от прокурора Тобольского окружного суда Корякина им был получен ответ: «В августе 1917 года возникло предположение об организации какого-то заговора в связи с приездом в гор. Тобольск М.С. Хитрово, но, как видно из позднейших сообщений прокурора Московской судебной палаты Стааля, это предположение, по-видимому, оказалось несостоятельным» [469].
Однако на момент возникновения этого уголовного дела оно сослужило добрую услугу Временному правительству. В этот период в Москве проходило Государственное совещание, на котором правые элементы открыто предъявляли требования установления контрреволюционной диктатуры. «Меня, — как позднее писал A.Ф. Керенский, — заподозрили в заигрывании с реакцией». Поэтому, по мнению многих современных историков, разоблачение любого — «реального» или «мнимого» монархического заговора продемонстрировало решимость Временного правительства бороться не только с левой, но и с правой опасностью. При этом было объявлено, что 20 августа 1917 года Временное правительство постановило «заключить под стражу» великого князя Михаила Александровича, его жену графиню Н.С. Брасову, великого князя Павла Александровича, его супругу княгиню О.В. Палей и их сына В.П. Палей. В документах подчеркивалось, что указанные лица представляют угрозу «обороне государства, внутренней безопасности и завоеванной революцией свободе» [470]. Одновременно за границу подлежат высылке генерал B. Гурко, бывшая фрейлина А. Вырубова, П. Бадмаев, И. Манасевич-Мануйлов, С. Глинка-Янчевский, В. Диц и штаб-ротмистр Г. Эльвенгрен. Об этом была дана соответствующая информация в периодической печати.
Во многих газетах в тот период сообщалось:
«Раскрытие заговора.
О раскрытии контрреволюционного заговора сообщают следующие подробности:
Еще во время московского совещания прокурор московской судебной палаты А.Ф. Стааль сообщил А.Ф. Керенскому о наличности заговора против республики. Тогда же им были приняты, с одобрением правительства, энергичные меры к раскрытию заговора. В Москву был экстренно вызван прокурор петроградской судебной палаты Н.С. Каринский.