Тайны народа
Шрифт:
Я чувствовал, как меня перенесли в нашу лавку и бросили на солому, лишенного всякой возможности двигаться. Порядочно времени спустя я услышал, как центурион, мой новый хозяин, живо спорил о чем-то с фактором и как купец продавал Сиомару Тримальциону. Затем все ушли. Молчание воцарилось вокруг меня. Через несколько минут фактор, вернувшись в лавку, подошел ко мне, со злостью пихнул меня ногой, сдернул с лица покрывало и
— Разбойник! Знаешь ли ты, что мне стоил клочок человеческого мяса, который ты вырвал из лица благородного патриция Тримальциона? Знаешь ли ты это, хищное животное? Этот клочок мяса обошелся мне в двадцать золотых! Больше половины того, что мне заплатили за тебя, так как я отвечаю за твои проступки, животное, пока ты у меня в лавке, дважды злодей!.. Таким образом, я должен был подарить твою дочь старику. Ему отдавали ее за двадцать золотых, которые я и заплатил за него. Он потребовал… и я еще дешево отделался… Он потребовал этого вознаграждения.
— Это чудовище не умерло! Гезу! Он жив! — воскликнул я в отчаянии. — И моя дочь тоже жива!
— Твоя дочь, висельник… твоя дочь у Тримальциона. И он на ней выместит свою злобу на тебя. Он заранее радуется этому. Иногда у него бывают жестокие причуды, и он достаточно богат, чтобы позволять их себе…
Я мог ответить только долгим стоном.
— Это еще не все, проклятый злодей! Я потерял доверие центуриона, которому продал тебя… Он упрекал меня, что я бессовестно обманул его, продав ему вместо ягненка тигра, с оскаленными зубами бросающегося на богатых патрициев. Он хотел немедленно перепродать тебя… Точно кто-нибудь согласится купить тебя после подобного случая! Это все равно что купить бешеное животное… К счастью, я получил задаток при свидетелях. Свирепый характер не может служить предлогом к возвращению, и центурион должен оставить тебя за собой. Он оставит тебя, но ты дорого заплатишь ему за свои зверские инстинкты… Ты еще не знаешь, что ждет тебя у него в тюрьме, не знаешь и того, что…
— А мой сын? — прервал я фактора, хорошо зная, что он ответит мне из жестокости. — Мой сын тоже продан? Кому?
— Продан? Да кто купит такого! Продан! Скажи лучше отдан даром, так как ты приносишь несчастье всем, дважды изменник! Твоя ярость и крик этого выродка всем показали, что он из той же породы хищных животных. Никто не дал бы за него и обола. Очень нужно покупать
— А кто этот покупатель? — спросил я. — Что он сделает с моим сыном?
— Кто этот покупатель? Да центурион, твой новый хозяин!
— Гезу! — воскликнул я, едва веря ушам. — Гезу, ты добр и милостив… По крайней мере, мой сын будет со мной.
— Твой сын с тобой? Ты настолько же глуп, как и зол. Ты думаешь, что твой господин навязал себе этого волчонка для твоего отцовского удовольствия? Знаешь ли, что сказал мне твой хозяин? «У меня только одно средство укрощать это дикое животное, которое ты мне продал, негодный плут! Этот бешеный, должно быть, любит своего сына. Я беру мальчика к себе, буду держать его в клетке, и он ответит мне за непокорность отца, за его малейший проступок. Он увидит, каким мучениям я подвергну у него на глазах этого волчонка!..»
Я не слушал больше фактора. Я знал, по крайней мере, что буду видеть тебя или чувствовать возле себя. Это поможет мне переносить ужасную боль, причиняемую мыслью об участи бедной малютки Сиомары, через два дня после продажи покинувшей Ванн на борту галеры патриция Тримальциона, увозившей ее в Италию.
Мой отец Гильхерн не смог окончить этот рассказ.
Смерть — о, какая смерть! — поразила его на следующий день, после того как он дописал последние строчки!
Я буду продолжать этот рассказ о страданиях нашего рода, повинуясь своему отцу Гильхерну, как повиновался он своему отцу Жоэлю, предводителю карнакского племени.
Гезу был милостив к тебе, отец! Ты не узнал, какова была жизнь твоей дочери Сиомары. На мне лежит обязанность рассказать о судьбе моей сестры…