Тайны Нового времени
Шрифт:
Дело в том, что у Шекспира был сын, имя которого было Гамлет или Гамнет (в зависимости от написания). Шекспир любил сына и наследника, но незадолго до написания трагедии мальчик умер.
И разве можно считать случайностью то, что драматург назвал самого любимого и трагического из своих героев именем недавно умершего сына?
Больше того, у Шекспира помимо Гамнета было две дочери, Джудит и Сьюзен. Джудит была
Порой гений и сам не замечает того, как он черпает материал из собственной жизни. Так было и с Шекспиром.
Когда Шекспир уехал в Стратфорд, актеры, уже в его отсутствие, решили поставить его последнюю пьесу — «Генрих VIII». Во время представления случился пожар, и театр Шекспира сгорел дотла. И следа не осталось в Лондоне от провинциального сочинителя пьес.
Постепенно все забыли, где стоял театр «Глобус», а как он был устроен, знали лишь по картинкам того времени.
И вот недавно при земляных работах в том районе Лондона строители наткнулись на фундамент знаменитого театра.
И его восстановили в том виде, каким он был прежде.
Это действующий театр. Будете в Лондоне, загляните туда, и вы увидите, как ставились пьесы Шекспира при его жизни.
КТО ЭТОТ ПАСТОР? ПОЛКОВНИК ТОМАС БЛАД
Королевские регалии Англии всегда хранились в Тауэре, в замке на левом берегу Темзы недалеко от центра Лондона.
Для них была выделена сводчатая, разделенная решеткой надвое комната на первом этаже башни Мартина. К самим ценностям подойти было невозможно, если тебя не приведет хранитель королевских регалий.
В 1671 году эту должность занимал Тэлбот Эдвардс, глубокий, по меркам того времени, семидесятисемилетний старик, тем не менее хорошо сохранившийся, бодрый и разговорчивый ветеран. Он с женой и дочкой обитал в небольших комнатах на верхнем этаже башни, так что ни днем, ни ночью не расставался с сокровищем.
Порой за умеренную плату Эдвардс показывал регалии гостям, но, разумеется, это должны были быть люди солидные, достойные доверия, состоятельные.
Именно к ним относился седобородый пастор, приехавший из провинции с женой, которая была вдвое его моложе, робкой, бледной, неспособной унять волнение женщиной. Оказывается, она была в столице впервые.
Супружеская пара произвела самое благоприятное впечатление на хранителя, полагавшего себя замечательным знатоком людей. После недолгой беседы он повел их на нижний этаж к запертой комнате, перед которой всегда стоял часовой.
Сначала гости вошли в комнату, затем подошли к решетке, делившей ее надвое, хранитель открыл замок и пропустил гостей внутрь. Войдя за ними, он запер решетку и спрятал ключ.
Простите, сэр, — сказал хранитель, — но таков порядок. Ведь не исключено, что в один прекрасный день под видом посетителя сюда может пробраться отчаянный грабитель.
— Ах! —
Хранитель позволил пастору и его жене трогать и брать в руки драгоценности, а сам поведал их удивительную историю. Он рассказал, что настоящие регалии были изъяты Оливером Кромвелем в 1649 году, то есть совсем недавно. После того как покончили с пуританами этого узурпатора и республиканца и монархия была восстановлена, королевские ювелиры изготовили точные копии старинных регалий. Именно ими и короновали нынешнего короля Карла II.
Внезапно болезненная пасторша вскрикнула, и глазки ее закатились.
— Моей жене дурно! — испугался пастор.
Вместе с добрым хранителем пастор вытащил жену наружу, а под шумок успел сделать восковой слепок с ключей от сокровищницы.
Через неделю пастор явился к Эдвардсу вновь и сообщил, что его жене уже лучше. Хранитель пригласил пастора на обед. За обедом много шутили, смеялись, и жена хранителя была очарована подарком пастора — четырьмя парами белых перчаток, стоивших немалых денег.
Прошел месяц. В один из визитов пастора («Зовите меня Томас, мы с вами уже так близко знакомы!») тот родил идею: а не выдать ли дочку Эдвардса за племянника пастора, такого милого, работящего человека?
Как и договорились, 9 мая пастор приехал в Тауэр со своим братом и племянником, людьми грубоватыми на вид — типичными простаками из провинции. Пока дамы занимались приготовлением обеда, старик Эдварде повел в сокровищницу новых знакомых — будущих родственников.
Часовой у входа узнал пастора, и хранитель отпустил его перекусить, раз уж сокровищам ничто не угрожает.
Добравшись до сокровищ, гости накинулись на старика и повалили его на пол. Но тот, хоть и старенький, сражался как лев. И тогда пастор вытащил из-за пазухи молоток и, сказав: «Прости, Тэлли!» — как следует врезал тому по голове.
Хранитель упал без чувств, а пастор с «родственниками» принялись быстро грабить сокровищницу. Тем же молотком пастор расплющил корону Англии и сунул себе за пазуху. Сообщники распихивали под одежду прочие регалии и драгоценности. Труднее всего оказалось спрятать скипетр — золотую трость с орлом на конце. Пастор отчаянно молотил по скипетру, чтобы сделать его поменьше. Колотил он так отчаянно, что вернувшийся на пост часовой удивился: кто и почему там стучит?
Он открыл дверь в сокровищницу и был поражен увиденным.
Грабители кинулись прочь и сумели выбраться из Тауэра. На улице их уже поджидал сообщник с лошадьми.
Однако далеко уйти им не удалось. В нескольких милях от Лондона злодеев догнали, и еще через час они возвратились в Тауэр, но уже как заключенные.
О невероятном событии в тот же день донесли королю. Его первый вопрос был:
— Кто этот наглец?
— Молчит, — ответил дежурный генерал.
— Так сделайте так, чтобы он заговорил, — возмутился король. — Я не могу позволить, чтобы кто попало грабил не только меня, а и всю страну. И никто не должен знать, что корона расплющена и королю нечего надеть!