Тайны Парижа
Шрифт:
Взволнованный до последней степени, Гонтран повернул голову и с мольбою посмотрел на полковника, который был спокоен, хладнокровен, и глаза его красноречиво говорили: «Вы должны драться! Вы дали клятву!»
И Гонтран ответил, не решаясь взглянуть на генерала:
– Сударь, вы ударили меня, поэтому я никак не могу принять ваши извинения. Потрудитесь взять шпагу.
Тяжелый вздох вылетел из груди генерала и, обернувшись к шевалье д'Асти, который был его секундантом, он сказал:
– Так хочет судьба!
Он отошел от Гонтрана,
– Этот человек, которого вы хотите убить, в тысячу раз лучше вашего капитана Лемблена.
– Согласен, – ответил полковник, – но капитан наш. Если бы генерал очутился на его месте, то вы могли бы убить Гектора Лемблена без сожаления. Господа, снимите верхнее платье! – прибавил полковник громко.
В то время, как противники раздевались, шевалье д'Асти и полковник отмерили шпаги и бросили жребий. Судьба покровительствовала Гонтрану. Жребий пал на шпаги, купленные у Зуэ, а не на те, которые привез генерал.
– По местам, господа! – скомандовал полковник и, подавая шпагу Гонтрану, шепнул ему:
– Если вы дадите убить себя, то не стоило труда приобретать сердце Леоны.
Слова эти произвели магическое действие на Гонтрана; между ним и его противником, который был хорошим другом его отца, встал обольстительный образ Леоны, и он уже видел перед собою только человека, угрожавшего его жизни, стоявшего с обнаженной шпагой в руке, направленной на его грудь, которого он должен убить, если все еще хочет жить вместе с Леоной.
Генерал в ранней юности, в возрасте, который смело можно назвать возрастом дуэлей, был искусный фехтовальщик, которого мулат Сен-Жорж не отказался бы признать за своего ученика.
Но он давно перестал посещать фехтовальный зал, ища геройских подвигов на поле битвы, и его мускулы потеряли эластичность, рука отяжелела, лениво наносила удары и медленно отражала их. И притом, если был когда-либо человек, принявший дуэль против воли и огорченный иметь противником юношу, которого он любил, – то это был именно генерал.
Все это давало преимущество Гонтрану, вся жизнь которого прошла в фехтовальных залах. Однако оба противника долго не решались сделать нападение, руки их дрожали, до того их действия были нерешительны.
– Леона, – шепнул еще раз полковник Гонтрану. Это имя наэлектризовало Гонтрана и было как бы смертельным приговором для генерала. Гонтраном овладело бешенство и желание нападать и защищаться до последней крайности. С ним произошла перемена, которая обыкновенно случается с людьми резкого темперамента: кровь прилила у него к сердцу. Чувствуя в своих руках шпагу, это ужасное оружие, он пришел в ярость и забыл, может быть, даже имя своего противника.
Тогда обоим секундантам представилось торжественное и ужасное зрелище: отчаянная борьба двух людей, из которых один неизбежно должен умереть. Это был один из тех ужасных поединков, которые способны взволновать даже самых хладнокровных зрителей.
Генерал также забыл,
Десять минут казались вечностью, в течение которой шпаги скрещивались, дыхание сдерживалось и оба противника, то нападая, то отступая, топтали ногами песок.
Вдруг генерал вскрикнул, и при этом крике Гонтран выронил шпагу. Он увидел де Рювиньи, еще стоящего, но неподвижного, побледневшего и схватившегося левою рукою за грудь, в то время, когда шевалье подбежал к нему и поддержал его.
– Мне холодно, – пробормотал генерал и упал на руки шевалье.
Шпага Гонтрана ранила барона де Рювиньи насмерть. Заметив это, полковник подошел к генералу; лицо его было грустно, глаза полны сочувствия; умирающий генерал еще мог это заметить.
– Шевалье, – прошептал де Рювиньи, обращаясь к д'Асти. – Поезжайте в Монгори… постарайтесь увидеть Флара, моего кузена.
– Хорошо, – кивнул головою шевалье, стараясь выразить свою грусть.
– Скажите ему… Рювиньи умер… у Монгори нет детей… неужели род Фларов должен угаснуть?
Из горла генерала хлынула кровь; он сделал знак рукою, как бы прощаясь, и закрыл глаза в последней смертельной агонии.
Генерал умер. Полковник и шевалье переглянулись.
– Хорошо, шевалье, – сказал полковник, – вы такой человек, на которого можно положиться.
– Я это знаю, – проговорил шевалье с циничной скромностью.
– Что же касается последней просьбы генерала, то я не вижу препятствий к исполнению ее, но не забудьте, однако, что его убил не Гонтран де Ласи.
– А кто же в таком случае?
– Неизвестный офицер, капитан Ламбер… Вы поняли меня?..
– Да, – коротко ответил д'Асти. Полковник отвернулся и взглянул на Гонтрана. Гонтран все еще стоял на том самом месте, куда до его ушей долетел предсмертный крик генерала, и в оцепенении смотрел на шпагу, отброшенную им. Он походил на убийцу, который, мучимый угрызениями совести за свое преступление, бросает кинжал, отворачивается от умирающей жертвы и уже не имеет ни сил, ни желаний бежать.
– Сердце, как у зайца! – сказал полковник, пожимая плечами.
XVIII
Прошло две недели после смерти барона Флара де Рювиньи, дивизионного генерала, убитого на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.
Гонтран вернулся в Париж и снова поселился с Леоной в той самой маленькой квартирке, на улице Порт-Магон, где он был так счастлив в то время, когда верил в нее. Непостижимы странности и тайники человеческого сердца!
Гонтран покрыл себя позором, лишился свободы, убил лучшего друга своего отца, чтобы приобрести сердце этой женщины… Теперь же, когда он видел ее у своих ног, с распростертыми объятиями, смотрящую на него с мольбою, ловящую каждый его взгляд и улыбку, он с ужасом и отвращением отворачивался от нее.