Тайны политических убийств
Шрифт:
— Похоже, Джексон становится симпатизирующим.
— Ну да! — возразил Гансен. — Был в Нью-Йорке и даже не зашел ни в одно из наших бюро.
— Ладно, что вы хотите? Жених Сильвии легкомысленный человек и, пожалуй, никогда не станет настоящим товарищем. А впрочем, кто знает? Однако партии нужны всякие люди.
— Он предлагает денежную помощь. Откуда у него деньги? — заметила Наталья Ивановна.
— Вот этим надо поинтересоваться. А то получится, что его «финансовый гений» не более чем крупный спекулянт. Пока лучше бы воздержаться
Однако 17 августа Джексон появился снова и сообщил Троцкому, что написал статью против тех членов секции в США, которые намерены отойти от Троцкого, и хотел бы знать мнение Льва Давыдовича, насколько статья удалась. Он надеется на замечания Троцкого.
Был солнечный день, но Джексон пришел в шляпе и с перекинутым через руку плащом.
Как считают все авторы книг о Троцком, Джексон умело затронул слабую сторону своей будущей жертвы: желание видеть своих товарищей и последователей более подготовленными к борьбе. Троцкий пригласил Джексона пройти в кабинет. Однако уже через десять минут Лев Давыдович вышел с Джексоном во двор, явно взволнованный и озабоченный.
Проводив гостя до калитки, Троцкий тут же пояснил жене:
— Он принес статью, скорее, черновик… Общие, казенные фразы. Чехарда мыслей. Я посоветовал ему, как надо исправить. Посмотрим. Но вел он себя сегодня странно — ни следа французской воспитанности. Тут же сел на стол и не снял шляпы.
— Ты прав. Лева, это странно! Он никогда прежде ее не носил.
— Сел прямо над моей головой и не выпускал из рук плаща… Знаешь, Ната, давай его больше не будем принимать. Статья — детский лепет…
На следующее утро Троцкий пригласил к себе в кабинет Джозефа Гансена и просил навести справки…
Утром 20 августа Троцкий поднялся рано, быстро привел себя в порядок, отправился покормить кроликов, полил разводимые им в саду кактусы. Для Натальи Ивановны это означало, что муж превосходно себя чувствует и предстоит радостный рабочий день.
— Вот бы сегодня никто не мешал. Хочу поработать до вечера. Надо спешить, Ната, пока нам предоставили отсрочку, — сказал Лев Давыдович в конце завтрака.
Перед обедом занятия Троцкого на несколько минут прервал адвокат Ригальт, пришедший по делу о покушении 24 мая. После его ухода Троцкий сообщил жене:
— Больше не могу молчать! Сегодня же сяду за ответ Ломбарде Толедано. Его газета переходит все границы. Я чувствую себя, как никогда, крепким. Силы возвращаются ко мне. И надо основательно садиться за книгу о Сталине. Все ее ждут…
Вслед за непродолжительным послеобеденным отдыхом Троцкий наговорил на диктофон несколько страниц ответа газете «Эль Популяр», а сразу после пятичасового чая вновь прошел к кроличьим клеткам, где его и застал Фрэнк Джексон. Увидев жениха Сильвии рядом с мужем, Наталья Ивановна подумала: «Опять оп! Зачем так зачастил?» — и подошла.
— Меня мучает жажда. Вы
— Может быть, чашку чаю?
— Нет, нет! Я только что поел, и еда стоит вот здесь. — Джексон провел рукой по горлу. — Лучше воды.
Наталья Ивановна вновь обратила внимание на перекинутый через руку плащ и неснятую шляпу.
— Вы плохо выглядите, Фрэнк. Сегодня весь день солнце. Зачем вам плащ и шляпа? — спросила Наталья Ивановна. — Как чувствует себя Сильвия?
Ответил не сразу, казалось, он отсутствовал.
— А, Сильвия! Хорошо, спасибо.
— Вы что, принесли статью? Отпечатанную на машинке? Лев Давыдович не любит читать рукописи.
В это время Троцкий сказал по-русски жене:
— Ты знаешь, он ждет Сильвию. Они завтра уезжают.
— Как? Я ничего об этом не слышала от Сильвии.
И опять наступило тяжелое молчание, его нарушил Троцкий:
— Хорошо, вы покажете мне свою статью?
Они прошли в кабинет. Троцкий сел в кресло к столу. Джексон встал по левую руку, ближе к окну. Когда Троцкий прочел первую страницу и собирался было ее перевернуть, Джексон сделал шаг назад, выхватил из-под плаща «пиолет» — альпинистский ледоруб — и со всей силой, на которую был способен, нанес плоским концом удар по голове.
Троцкий вскочил, как развернутая пружина, издал душераздирающий вопль и бросился на Джексона, пытаясь схватить его руку, помешать нанести еще удар. Оттолкнув его от себя, Троцкий выскочил из кабинета, но почувствовал, что ноги ему не подчиняются, оперся о косяк двери между столовой и террасой. Тут его, с лицом, залитым кровью, застала Наталья Ивановна.
— Джексон! Наташа, ялюблю тебя… — и упал на руки жены.
— Ох! Теперь будем проверять каждого, кто приходит!
Мимо пробежали охранники, и Троцкий сказал:
— Надо убрать Севу… Я чувствовал… я полагал, что он намерен это сделать. Он еще раз хотел ударить, но я помешал…
Из кабинета донесся крик.
— Что станем делать, Левочка?
— О, нет! Пусть его не убивают. Надо заставить его говорить!
В это время в кабинете Робинс и Корнелл наносили удары Джексону по лицу, голове, шее и спине рукоятками револьверов.
— Не убивайте! Он должен говорить! Так требует Троцкий, — трясясь от возбуждения, повторял Гансен.
— Я не убью его! Пусть говорит! ГПУ тебя послало? Они? Они!
— Нет! Не ГПУ! Один человек! Я его плохо знаю. Они… Я повязан по рукам и ногам! Они держат в заложницах мою мать!
Далее, уже сбитый ударами на пол, Джексон прокричал, что человека, который приказал ему убить Троцкого, зовут Бартоло Перес или Парис. Он не знает точно. Познакомился он с ним в Париже, а три недели назад получил от него строгий приказ в ночном Кит-Кат-Клубе, который находится на углу авениды Индепенденсия и улицы Долорес.