Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941
Шрифт:
Проект соглашения, представленный Англией и Францией в первый же день переговоров, в основном повторял их предыдущие предложения. Новым моментом, в частности, британского проекта соглашения было, во-первых, то, что взаимопомощь между тремя сторонами не должна действовать ни против получивших гарантии стран, ни против гарантов, и во-вторых, другие страны Центральной и Восточной Европы могут получить гарантии только добровольно. Такие условия ставили Советский Союз, по мнению Молотова, в унизительное положение, так как Эстония, Латвия и Финляндия отказывались от гарантии со стороны любого государства, в том числе и Советского Союза[ 35 ].
35
См.: Год кризиса 1938–1939. М., 1990. Т. 2. С. 31–35.
10 июля 1939 г. Великобритания решила отклонить предложения
36
См. там же. С. 119.
Действительно, в конце июля 1939 г. кабинет Чемберлена вырабатывал позицию британской делегации на предстоящих военных переговорах в Москве, сводившуюся к принципу: тянуть время. Чемберлен находил, что в тот период военное сотрудничество с СССР было невозможным[ 37 ]. Это означает, что переговоры были нужны Великобритании для того, чтобы помешать возможному советско-германскому сближению и не допустить, чтобы СССР оставался в стороне от возможного конфликта на Западе[ 38 ].
37
См.: Кертман Л.Е. Джозеф Чемберлен и сыновья. М., 1990. С. 511.
38
Подробно см.: К истории заключения советско-германского договора о ненападении 23 августа 1939 г. (документальный обзор)//Новая и новейшая история. 1989. №6. С. 9–13.
Несговорчивым оказалось и правительство Польши. Несмотря на неоднократные предложения Англии и Франции, оно отвергало возможность сотрудничества с Советским Союзом. Поэтому военное руководство СССР считало, что советские войска в случае войны с Германией не могли бы войти в боевое соприкосновение с фашистским вермахтом.
Что же касается позиции советского правительства, то, испытав первые затруднения во время политических переговоров с западными державами, оно стало терять веру и в возможность серьезного военного сотрудничества с ними. Задолго до начала военных переговоров депутат Верховного Совета СССР А. А. Жданов в статье «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР» поспешил заявить, что затягивание переговоров вызывает сомнение в искренности их подлинных намерений[ 39 ].
39
См.: Правда. 1939. 29 июня.
На Западе это заявление вызвало озабоченность. 4 июля 1939 г. Рузвельт попросил советского полпреда в США К. А. Уманского предупредить Сталина, что если он заключит союз с Гитлером, тот нападет на Россию, как только завоюет Францию[ 40 ].
Но в сложившейся ситуации переговоры с Англией и Францией уже не имели столь важного, как прежде, значения, так как Сталин и Молотов с мая 1939 г. все более склонялись к тому, чтобы делать ставку преимущественно на германскую карту: с одной стороны, политические переговоры с Англией и Францией шли медленно, а с другой – из Берлина настойчиво предлагали Советскому Союзу всевозможные блага, если всестороннее улучшение советско-германских отношений будет продолжаться.
40
См.: Whaley B. Codeword «Barbarossa»: L., 1973. P. 228.
В эти дни в советской печати можно было встретить заявления, из которых вытекало, что советское руководство без энтузиазма относилось к переговорам с Англией и Францией. Так, в июне 1939 г. в передовой «Известий», резко критиковавшей Англию и Францию за срыв создания системы коллективной безопасности в Европе, содержалась фраза: «У нас нет договоров о взаимной помощи ни с Францией, ни с Англией», хотя в действительности советско-французский договор, заключенный в 1935 г., не был денонсирован. Бывший сотрудник НКИД СССР А. А. Рощин вспоминает, что «такая формулировка в статье могла преследовать определенные цели и была выбрана
41
Международная жизнь. 1987. №11. С. 150.
В свете последующих событий можно более определенно высказать предположение, что статья была своеобразным маневром. Она как бы приглашала Гитлера к более активным действиям с определенной гарантией успеха. Ссылаясь на непоследовательность позиции Англии и Франции, Сталин и Молотов склонялись к мысли, что сотрудничество с Германией было бы для СССР более выгодным, если бы в Берлине отказались от антисоветской политики. По мнению некоторых дипломатов, это была игра дилетантов в области внешней политики. В мае 1939 г. английский посол Сидс после первой встречи с новым наркомом иностранных дел Молотовым сообщал в Лондон: «…судьбе было угодно, чтобы я имел дело с человеком, который по внешнеполитическим вопросам не имеет никакого понятия»[ 42 ].
42
Jakobson M. Diplomatie im Finnischen Winterkrieg 1939–40. Wien, Dusseldorf, 1970. S. 106.
Анализируя сложные взаимоотношения ведущих европейских держав летом 1939 г., нельзя согласиться с мнением о том, что переговоры между ними шли по трем равноценным направлениям: продолжались советско-германские контакты, велись активные британско-немецкие переговоры и шли переговоры между СССР, Англией и Францией. Эти переговоры не были равнозначны. На наш взгляд, британско-немецкий зондаж все же не имел реальных шансов на успех.
В течение июня–июля отношения между СССР и Германией носили характер выжидания с обеих сторон[ 43 ]. Сталин готов был их углублять, но он опасался, что Англия и Франция перехватят инициативу и совместно с Германией создадут единый антисоветский фронт. Вместе с тем Гитлер был крайне заинтересован в скорейшем выяснении позиции Советского Союза, ибо начало агрессии против Польши в принципе было определено. 3 апреля 1939 г. начальник штаба верховного командования вермахта В. Кейтель подписал распоряжение об изготовке войск к нападению на Польшу по плану «Вайс» в любое время начиная с 1 сентября 1939 г. Через несколько дней, 11 апреля, Гитлер утвердил оперативный план «польской кампании» – «план Вайс»[ 44 ].
43
Ahmann R. Nichtangrifspakte: Entwickung und operative Nutzung in Europa, 1922–1939. Baden-Baden., 1988. S. 625.
44
См.: ADAP. Serie D. Band VI. S. 154.
В дальнейшем сроки нападения на Польшу менялись неоднократно. Так, 23 мая 1939 г. на одном из совещаний Гитлер объявил о своем решении напасть на Польшу при первом удобном случае. В середине августа он сообщил министру иностранных дел Италии графу Г. Чиано, что война против Польши начнется не позднее конца этого месяца. 23 августа после подписания советско-германского пакта наступление на Польшу было назначено на утро 26 августа. Затем 25 августа оно было отложено, потому что стало известно о подписании англо-польского договора. Лишь 31 августа Гитлер принял окончательное решение – выступить утром следующего дня[ 45 ].
45
См.: Батлер Дж. Большая стратегия. М., 1959. С. 70.
В своих попытках ускорить сближение Германии с Советским Союзом по широкому фронту немцы с конца июля 1939 г. зашли так далеко, что поставили вопрос о возможности контактов не только по государственной, но и по партийной линии. Как сообщал 27 июля 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов, через одну-полторы недели будет получено приглашение на очередной партийный съезд нацистов в Нюрнберге. В связи с этим Астахов напомнил, что раньше посольство отказывалось от подобных приглашений. «Будем ли мы продолжать эту тактику теперь, когда выступлений против нас и травли ожидать не приходится (если, конечно, обстановка к тому времени не изменится)?» Затем Астахов привел аргументы в пользу принятия такого приглашения. Вместе с тем он предупредил, что «наше появление впервые за все время существования режима вызовет, конечно, немало толков в англо-французской печати»[ 46 ].
46
Год кризиса 1938–1939. Т. 2. С. 140.