Тайны старого Петербурга
Шрифт:
Мы с Ольгой Николаевной старались. Подливали капитану чай, предлагали варенье. В результате вытянули из него все, что он знал по делу к настоящему моменту, и заручились его обещанием посетить нас, как только он узнает что-то новое и интересное.
Наконец мы распрощались.
Как только за Безруких закрылась дверь, дядя Ваня заявил, что за упокой души художников надо бы выпить и он отправляется за «пузырем». Мы понимали: отговаривать его бессмысленно.
Иван Петрович ушел, а я попросила старушек снова напрячь память. Кто еще проживал в соседней с нами квартире? Иван Петрович здесь последние семь
Как сказали Ваучские, одни уехали то ли в Израиль, то ли в США. «Что это все эмигрируют?» – подумала я, но удержалась от комментариев вслух. А еще двое поменялись. Только вот куда…
В конце концов мы решили ждать следующего появления Безруких. В крайнем случае я ему сама могла позвонить.
– А что нам дадут адреса новых жильцов? – спросила Ольга Николаевна.
– Но, Оля! – воскликнула старшая сестра. – Мы будем точно знать, у кого требовать наши деньги!
– Как вы себе это представляете? – спросила я у Анны Николаевны.
Во-первых, требовать в принципе можно только с того, кто спрятал в нише труп. И заодно, возможно, нашел сокровища. Или вначале нашел сокровища, знал про нишу, а когда потребовалось спрятать труп, воспользовался ею. Но нужно точно знать, чей это труп и кто его прятал. Мы сами навряд ли сможем это разузнать, пусть родная милиция поработает. Так что надо ждать следующего явления капитана. Во-вторых, как мы будем требовать? Мужской силы в нашей компании – только дядя Ваня. А у воров могут оказаться в распоряжении неограниченные ресурсы.
– Если в нише был клад, то прятал его дед, – заявила Анна Николаевна.
Квартира-то дедова, он ее проектировал и, следовательно, должен был знать про все укромные уголки. Нина с папенькой могли сделать тайники в полу. Или в печках. Но выбить целую нишу, в которой можно было бы поставить человека, они не могли. Наверное, нишу сделали на заказ во время возведения всего дома.
Анна Николаевна с грустью посмотрела на облицованную плитками печь, стоящую в углу кухни.
– Придется разбирать, – сказала она.
Я тоже вздохнула, подумав о такой же печи в моей комнате. Таких плиток мы теперь нигде не найдем.
Затем Ольга Николаевна завела свою любимую песню – о замужестве (моем). Стоило какому-либо мужчине появиться в нашей квартире – по какому угодно поводу, – как эта тема поднималась. Правда, на этот раз я довольно резко оборвала соседку, заметив, что Безруких имеет семью, его сын у меня учится и вообще капитан нужен нам всем для дела, а деловые и интимные отношения лучше не совмещать. К моему удивлению, меня поддержала Анна Николаевна.
Вскоре вернулся Иван Петрович. Уже веселенький. Заявил, что завтра ему придется идти собирать бутылки – деньги кончились, а в последнее время заказов на ремонт поступало мало: народ по дачам разъехался. Мы дружненько затолкали дядю Ваню в его комнату, где кровать теперь стояла посередине. Иван Петрович исполнил что-то из народных песен – в отрывках – и погрузился в сладкий сон.
Сережка в очередной раз позвонил папе – напомнить,
Мы с Ольгой Николаевной занялись стиркой, решив перестирать все вещи, остававшиеся в квартире и промокшие во время тушения пожара. Анна Николаевна легла, а Сережка заявил, что займется простукиванием печки, стоящей в нашей с ним комнате.
Не прошло и четверти часа, как в ванную влетел радостный Сережка с сияющими глазами. Вслед за ним ворвался кот – в таком же расположении духа.
– Мама! Баба Оля! Пошли! Там у плитки звук не тот! Пойдемте! Скорее!
Мой ребенок задыхался от нетерпения. Кот запрыгнул на стиральную машину, с нее взлетел на шкафчик с туалетными принадлежностями, сбросил все сверху, потом проследовал в обратном направлении и понесся в нашу с Сережкой комнату. Мы с Ольгой Николаевной бросили стирку и устремились за ним.
– Вот! Слушайте! – показывал Сережка.
Он стоял на стуле и стукал костяшками пальцев по плиткам. Звук у одной и в самом деле был другой.
Мы с Ольгой Николаевной переглянулись.
– Где у нас молоток? – спросила она.
Инструменты обычно хранились в комнате у Ивана Петровича, правда, теперь были вынесены в прихожую. Как только я взяла молоток в руку, в дверь позвонили.
Держа молоток в правой руке, я левой отодвинула защелку и распахнула дверь. И застыла на месте. С поднятым молотком. Ночной гость тоже застыл при виде дамы, вооруженной мини-кувалдой.
– Вы – привидение? – с глупейшим, должно быть, видом спросила я, очевидно, под впечатлением недавних разговоров.
– Простите, можно у вас переночевать? – вежливо поинтересовалось привидение.
Это был художник Вася, неопознанные останки которого вроде бы должны были лежать в каком-то морге.
Кот подошел к привидению и в качестве приветствия укусил за ногу. Привидение взвизгнуло вполне человеческим голосом. Кот с чувством исполненного долга удалился.
Внизу хлопнула входная дверь в парадное. Несколько пар ног быстро взбегали вверх по лестнице. Буркнув «простите», Вася оттолкнул меня, заскочил в квартиру и закрыл дверь на все замки. После чего положил на пол небольшой рюкзачок. И тут же рухнул сам, потеряв сознание.
Я увидела, что левая сторона его джинсовой куртки пропитана кровью.
Глава 4
30 июня, вечер и ночь
Я растерялась. В прихожей появилась Ольга Николаевна.
– Кто?.. – открыла она рот и тут же закрыла, заметив лежавшего на полу окровавленного Васю.
Бежавшие вверх по лестнице люди (лифт до сих пор не работал) остановились на нашей площадке. Дверь у нас прочная, металлическая, но слышимость сквозь нее прекрасная. Мужские голоса обсуждали, «куда он мог деться».