Тайны Темплтона
Шрифт:
— Ну да. Я и так-то вряд ли бы вернулась.
Мать скинула тапочки и взобралась на постель с ногами. Взяв меня за руку, она сказала:
— Я бы такого не пережила. Это же твой родной город, Вилли. Наша семья так связана с его историей, что ты просто не можешь не возвращаться сюда. Ты же из рода Темплов. И знаешь, что я всегда хотела, чтобы ты осталась здесь жить. В этом городе обязательно должен жить кто-нибудь из Темплов. Тебе нельзя ненавидеть Темплтон. Так что же нам делать? Как поступить?
Так мы сидели, взявшись за
— Ну ты, например, могла бы сказать мне, кто мой отец, и тогда я могла бы вернуться в Сан-Франциско и уж там разобраться со всеми проблемами. Выломала бы Клариссину дверь, если понадобится. Устроила бы у нее в холле засаду. Это если бы ты сказала мне, кто мой отец.
— Я могла бы сказать. А ты хочешь?
— Нет, — неожиданно для себя ответила я.
Мать, похоже, ожидала такого ответа. Даже не глядя, я почувствовала, как она кивнула.
— Вот видишь? Нет. Просто ты не хочешь, чтобы тебе подсунули готовенькое. Хочешь разобраться во всем сама. Иначе всю жизнь тебя будут мучить сомнения. Недоверие.
— Да, — согласилась я. — К тому же это мешает мне сосредоточиться на… других проблемах.
— Ладно. Я поговорю с Клариссой, попробую переубедить ее хотя бы в одном, — сказала Ви. — Ну а ты? Куда ты добралась в своих поисках?
Я откинулась спиной на подушки.
— Сейчас изучаю линию Хетти. Некто по имени Синнамон Эверелл Стоукс Старквезер Стерджис Грейвз Пек.
Мать присвистнула.
— Ну-у, это знаменитая личность!
— Это точно. Пять мужей, и всех похоронила. И я еще копаюсь в законных связях Шарлотты Франклин Темпл. Это дочь Джейкоба Франклина Темпла. Тоже писала романы, как я выяснила. Nom de plume, то есть литературный псевдоним — Сайлас Меррил. Но тут я зашла в тупик. Никакой информации об этих загадочных дамах Викторианской эпохи.
— Шарлотта и Синнамон… что-то очень знакомое, — отозвалась мать.
— Ви, ты только сейчас не вдавайся в воспоминания, а то припомнишь кого-нибудь не того. Не волнуйся, я сама во всем разберусь.
Но мать задумчиво смотрела на меня, быстро-быстро моргая.
— Ой, подожди!
Она спрыгнула с постели и побежала куда-то вниз. Я слышала, как скрипели лестницы в викторианском крыле дома. Я слышала, как она зашла в комнатушку, где хранила свои книги и бумаги, и как на обратном пути смеялась.
Когда она вернулась, лицо ее разрозовелось и как-то сразу похорошело. Она размахивала крафтовым конвертом, таким ветхим, что с него сыпалась труха.
— Вот, вот!.. — кричала она. — Я не такая уж и дура! — Она положила конверт мне на колени и выжидательно уставилась на меня. — Это мой отец оставил перед смертью. Я никогда туда не заглядывала.
Я взяла конверт в руки и прочла написанную витиеватым почерком моего деда надпись: «14 сентября 1966 года. Переписка Синнамон Эверелл Пек и Шарлотты Франклин Темпл. Без необходимости не вскрывать.
Потом до меня дошло, что содержимое конверта никогда не было никем прочитано и что он был искушением для моей матери с тех пор, как умерли ее родители, то есть уже почти тридцать лет.
— Ви, неужели ты никогда не вскрывала его? Это при всей твоей любви к семейным тайнам? Неужели никогда?
Она нахмурилась:
— Нет. Я слишком хорошо знала своего отца, Солнышко, поэтому никогда бы этого не сделала. Кроме того, я знаю, кто такая была Пандора.
— Хм… А вот библейский миф гласит, что зло выпустила на свет Ева.
Она игриво чмокнула меня в щечку.
— Во-первых, это зависит от того, что ты называешь мифом. А во-вторых, я считаю, нам не хватает строптивых женщин, а потому перехожу к следующему вопросу.
— То есть?
— К Клариссе.
— О Господи!
— Не упоминай имя Господа всуе. И не волнуйся, я уже звоню ей.
Я наблюдала за ней, когда она взяла трубку и стала набирать номер. Даже не здороваясь, она проговорила в автоответчик:
— У меня есть что сказать тебе, дорогая, так что слушай. Одна маленькая птичка насвистела мне, что ты у нас, оказывается, сдурела и забросила нормальную западную медицину. Мне вообще-то хочется еще видеть тебя на этом свете, поэтому давай-ка заканчивай с этими глупостями.
Она слушала что-то в трубке, затем сказала:
— Только не надо изображать передо мной крутую девчонку. Крутой девчонкой изначально была я, а это все жалкие потуги. Теперь слушай.
И моя мать принялась обрабатывать Клариссу, выслушивая ее аргументы и начисто опровергая их. Я наблюдала, как прокравшееся в комнату солнышко ползло по ней — сначала по ногам, потом по туловищу, потом озолотило лицо. Я слушала весь разговор, пока не поняла, что мать наконец убедила Клариссу. Когда Ви повернулась и показала мне два пальца галочкой, я поняла: Кларисса согласилась, чтобы я приехала через две недели, если ей не станет лучше. С конвертом в руках я выбежала в коридор и стояла там в темноте, упиваясь нахлынувшим облегчением. В моем распоряжении теперь было время.
Мне вдруг вспомнилось лицо Ви, каким оно было в тот день, когда мой двенадцатилетний сверстник Филипп Цара обозвал меня ублюдиной. Это было в физкультурном зале. Мы с Филиппом ходили кругами — такой вот детский флирт, — потом я, зайдясь в возбуждении, развала его умственно отсталым, а он меня — ублюдиной. Вот тут-то во мне все вскипело. Я была крупнее всех мальчишек в классе, поэтому легко уложила его на глазах у притихших одноклассников. Я раскрошила ему зуб и порезалась — даже не могла сказать, чьей кровью перемазалась.