Тайны уставшего города
Шрифт:
Только мы успели сосредоточиться на берегу, как начали рваться взрывпакеты, а это значит — атака с ходу на крутой склон. Правда, солдатские сапоги за много лет протоптали на нем вполне удобные тропинки.
Мы лихо берем склон, и начинается штурмовая полоса. Матерясь, ползем под проволокой, бьемся о палки лабиринта, перепрыгиваем через траншеи, бежим по бревну.
Впереди стена дома с четырьмя окнами.
Там засел враг.
— Гранатами «огонь»! — командую я.
И сорок гранат,
Я первый подбегаю к стене, рывком подтягиваюсь, встаю на бревне первого окна, помогая своим. Но бойцы работают хорошо, почти весь взвод наверху.
И тут появляется до слез знакомая кукла-противник. Ее надо ударить ножом, а потом по гладкому бревну спуститься в ров с водой.
Я пропускаю ребят, они азартно тыкают противника ножом. Что поделаешь, военные учения — игра для взрослых мальчиков.
Я последний. Мне жаль эту знакомую, набитую соломой куклу, да и видимся мы в последний раз. Я по-дружески похлопываю ее по животу. Мол, прощай «альтер камрад», и без всякого бревна прыгаю в ров.
Подготовка, она и есть подготовка.
Мы удачно преодолеваем последнюю преграду, сосредоточиваемся, и я вижу спешащего к нам посредника.
— Всем вытереть лицо насухо, — командую я.
И точно. Противным голосом майор с белой повязкой командует:
— Газы!
Натягиваем противогазы и бежим. Это самый поганый отрезок, и я гляжу на ребят, некоторые начинают отставать.
Беру у одного автомат, толкаю в спину.
— Вперед! Вперед! Вперед! — мычу сквозь едкую резину.
Бежим. Не могу понять, отчего такой мокрый, от воды или от пота.
Время словно остановилось. Сквозь круглые стекла вижу дорогу и еще одного посредника.
Он поднимает руку и выпускает дымовую ракету. Орет:
— Взвод, атомный взрыв справа!
Бросаемся на землю, ногами к взрыву, руками закрываем головы.
В такой позиции атомная бомба нам не страшна.
За нашими спинами раздается взрыв и даже черное грибовидное облако появляется.
Видать, взорвали пару бочек солярки.
Хорошо помню этот день. Ликующая осень над военным городком, грохот сапог на плацу, скрип десантных тренажеров.
На середине занятия по ПДП были прерваны, и нас повели в учебный класс, который с утра оборудовали неведомыми плакатами и диаграммами.
У входа мы расписывались в амбарной книге и получали на руки маленькую брошюру, отпечатанную на рыхлой желтоватой бумаге: «Памятка солдату по противоатомной защите».
Из этой памятки и велеречивого рассказа подполковника с неведомыми эмблемами на погонах мы твердо уяснили, что советскому воину атомный взрыв практически не страшен.
Надо только умело надевать противогаз, пользоваться химкостюмом,
Когда занятия окончились, я попросил разрешения обратиться к подполковнику и спросил:
— А почему же так много жертв и разрушений, товарищ подполковник, в Хиросиме и Нагасаки?
— Ты в Японии был?
— Никак нет.
— Это отсталая страна, там почти все дома из бамбука. Понял? А что до жертв, так тогда люди не знали, как надо ложиться в случае взрыва.
Я вышел сраженный незыблемой военной логикой.
Наконец прозвучал отбой атомного нападения, но мы еще километра два бежали, выходя из зоны поражения.
— Отбой! Снять противогазы.
На перекрестке дорог нас ожидает посредник, офицер-химик. Он проверяет, не вынули ли мы клапана из противогазов, чтобы легче дышать.
У нас все в порядке, и он с явным неудовольствием черкает что-то в своей книжечке.
Опять двигаемся бодрым шагом. Я подхожу к наводчику и цепляю артоскоп рядом с прицелом.
— Зачем это, товарищ сержант?
— Сейчас поймешь.
Вот оно, стрельбище, на котором мы уничтожали и днем и ночью несметное количество предполагаемого противника.
Ждем команды.
— Противник справа, — заливисто командует посредник. — К бою!
Мы прыгаем в заранее приготовленный окоп.
Беру РП, откидываю сошники, закрепляю на бруствере. Поднимаю крышку приемника.
— Ленту!
Второй номер подает ленту, утапливаю патрон, закрываю крышку, передергиваю затвор.
Внезапно на поле возникают ростовые мишени.
Совсем неглупый человек придумал мишени — ростовые, поясные, по плечи и головы.
Они появлялись перед нами в зыбком мареве рассвета, в солнечный день, в наступающем полумраке ночи.
Они стояли и передвигались. И мы били по ним из всех видов оружия.
А когда настал тот самый день, то мы не видели людей, а только их силуэты, ростовые, поясные, по плечи…
И били по ним так же точно, как на стрельбище.
Но это я понял значительно позже.
Посредник далеко, на правом фланге. У меня три коротких очереди по три патрона в каждой. Ловлю в прорезь первую мишень.
Та— та-та.
Мишень разворачивается.
Вторая.
Третья.
— Посредник, — шепчет второй номер.
— К пулемету, — командую наводчику, а сам прижимаюсь глазом к артоскопу.
— Зачем артоскоп? — строго спрашивает майор.
— Пулемет новый, получили два дня назад, проверяю работу наводчика, товарищ майор.