Тайны уставшего города
Шрифт:
— Так делали много лет назад бандиты. — Руди взял патрон, повертел его в руках.
Запищала рация: «Товарищ подполковник, собака в лесу след потеряла».
«Странно, — подумал Руди, — след уходит в сторону старых бандитских бункеров».
…Он проснулся от острого ощущения опасности. За много лет чувство это никогда не подводило его. Проснулся, вынул из кармана оружие. У него было два пистолета и около сотни патронов. «Ничего, — подумал он, — пробьюсь».
И вдруг
Инспектор Нееме увидел человека внезапно. Неизвестный стоял, прислонившись плечом к дереву, в опущенной руке поблескивал пистолет.
— Бросай оружие!
Человек обернулся и выстрелил.
Нееме очнулся через несколько секунд. Очнулся и почувствовал боль. Он открыл глаза и снова увидел бандита. Тот стоял там же. Где-то совсем рядом послышались голоса. Бандит поднял пистолет, удобнее устроившись у дерева.
«Сейчас он выстрелит. Выстрелит и убьет человека». Превозмогая боль, Нееме перевернулся на другой бок и несколько раз выстрелил.
Человек лежал на спине, далеко откинув руку с намертво зажатым пистолетом.
«Я где-то видел его раньше», — подумал Руди.
Он думал об этом в машине и потом в Таллине. И только вечером дома внезапно вспомнил сорок шестой год, маленькую комнату начальника уездного угрозыска. И три фотографии на столе.
— Запомните их, — сказал начальник, — вот Юхансен, а эти двое…
Конечно же, это был третий, которого считали утонувшим в болоте.
Это одна из историй о знаменитом эстонском сыщике Рудольфе Куккере. Его знали все местные уголовники, знали и боялись. Он был смелым человеком, отличным опером и добрым товарищем.
Я приехал в Таллин собирать материал для очерка об интернациональной банде. В нее входили трое финнов, один эстонец и двое русских. У финнов была прекрасная уголовная квалификация, они были «медвежатниками», сейфы щелкали как орехи. В Таллин они приезжали на уик-энд, той же ночью в близлежащих колхозах и промкомбинатах трещали сейфы.
Уголовный розыск делал все, чтобы выйти на банду. А потянули за ниточку в «Стерео-баре» гостиницы «Виру», любимом месте сборищ местных валютчиков.
Некие люди стали скупать большие партии валюты.
Подключилась агентура, остальное было делом техники.
Я сидел в МВД Эстонии на улице Пикк, изучал документы, встречался с арестованными.
Так вот мы работали, а потом шли в тир рядом с вокзалом. Там можно было стрелять из пневматических пистолетов.
Тот, кто выбивал наименьшее количество очков, приглашал остальных пить коктейли в бар ресторана «Ваана Томас». Ходили мы обычно втроем: Руди Куккер, Валера Данилевский и я.
Стрелять в этом тире было тем более интересно: пистолеты сделаны в конце пятидесятых, неоднократно отремонтированы, дико разболтанные,
Однажды, когда мы стреляли, в тир вошел элегантный седой человек. Он раскрыл кейс, вынул из него коробку и достал великолепный немецкий пневматический пистолет.
— Все тренируетесь, гражданин Анс? — недобро спросил Куккер.
— У вас есть ко мне претензии, гражданин милиционер? Я член стрелкового союза, мой пистолет зарегистрирован, кстати, оружием он не является.
Анс взял пульки, переломил ствол, зарядил пистолет.
Вскинул и, не целясь, послал пулю в десятку. Потом вторую, третью…
— Надеетесь, что еще постреляете, гражданин Анс? — спросил Валера Данилевский.
— Время покажет.
Анс вскинул ствол. И я увидел его лицо, каменное, жесткое, и ненависть в чуть прищуренном правом глазу.
И опять пуля точно ушла в десятку.
Когда мы вышли, Куккер сказал:
— Не успокоился, сволочь. Двадцать лет оттянул и не успокоился.
Тогда мы даже представить не могли, что через пятнадцать лет наступит время гражданина Анса.
А по улицам Риги шли люди с каменными лицами. Сегодня они называют себя бойцами национального сопротивления. На их руках кровь милиционеров, простых хуторян и рыбаков. Сожженные рыбокоптильни и маслозаводы. Ограбленные почты и сберкассы.
Они шли мимо меня, и в глазах их светилось торжество победы.
Победы, которую им подарили.
Конец бриллиантового короля
Майский рассвет опускался на Москву стремительно и неотвратимо. Над зданием «Известий» появилась широкая ярко-желтая полоса, предвестница солнца.
У меня оставалось два с небольшим часа до поезда, надо было переодеться и получить место по проездным документам в воинской кассе Белорусского вокзала.
А в квартире радиола крутила пластинки Глена Миллера и мои веселые приятели танцевали со славными девушками. И не хотелось уходить и ночь трястись в накуренном общем вагоне, потом на трамвае добираться до городской окраины, а оттуда практически бегом до КПП училища.
Меня отпустили на два дня, не считая дороги, по семейным обстоятельствам.
Я пошел домой не прощаясь, не нарушая некий интим, возникший в компании. Выскочил на улицу, наискось, благо машин не было, пересек улицу Горького. В сквере на Пушкинской площади, в фонтане, здоровая баба, задрав юбку, палкой с присоской на конце собирала монеты, которые наивные провинциалы бросали в фонтан в надежде вновь посетить Москву.
Скамейки в сквере были совершенно пусты, только на самой крайней, ближе к трамвайным путям, сидел человек в майке, трусах, ботинках и плакал.