Тайны великой пустыни
Шрифт:
В пещере 17 меня заинтересовал оригинальный авторский прием. Вся фреска на потолке состоит из отдельных ромбов (всего около 40), в каждом из которых отражен самостоятельный эпизод некоей легенды или истории. К сожалению, все разъяснения, в том числе и к конкретным сюжетам, даны исключительно на китайском языке, а разобраться в иероглифической записи индийских имен и названий буддийских сутр достаточно сложно. Кроме того, нигде не указан (хотя бы ориентировочно) период создания той или иной сохранившейся фрески. Представляется, что работникам музейного комплекса в ближайшие годы есть над чем потрудиться.
На обратном пути мы остановились у старинной сигнальной башни и около городища Субаши. Как известно, в древности воины, находившиеся в дозоре, разжигали
Руины Субаши находятся по обеим берегам реки Куча, в 23 км к северу от города. В эпоху династий Вэй (III в.), Цзинь (III–V вв.) и Тан (VII–X вв.) это был крупный центр буддийской культуры. Существует точка зрения, что именно здесь находились два монастыря с одинаковым названием Чжаохули, о которых в первой половине VII века писал Сюаньцзан. Он утверждал, что обители располагались на склонах гор в 40 ли (20 км) к северу от города, между ними протекала река. По свидетельству паломника, в Чжаохули была установлена выполненная «с большим искусством, превосходящим человеческие способности», и богато украшенная статуя Будды. В зале восточного монастыря (павильон Будды) хранился крупный нефрит, по форме напоминавший морскую раковину. На поверхности минерала якобы можно было увидеть отпечаток ступни основоположника учения.
Глава 6
«ЗАМОРСКИЕ ДЬЯВОЛЫ НА ШЕЛКОВОМ ПУТИ»
Внимательный читатель обратил, надеюсь, внимание на эпизоды, связанные с утратой Китаем уникальных культур-но-исторических памятников на северо-западе страны. Происходило это в силу различных обстоятельств: регион сотрясали и сотрясают вызывающие катастрофические разрушения подземные толчки, подобные тем, что произошли, в частности, в 1916 и 2003 годах; многие культовые сооружения и древние погребения были разграблены и разрушены во время довольно частых массовых волнений на этнической и религиозной почве; на протяжении веков местные жители весьма потребительски или с явным безразличием, а порой и резко негативно относились к окружавшим их сокровищам; свои уродливые шрамы оставила пресловутая «культурная революции» с ее погромами и бесчинствами.
Однако самое сильное впечатление на человека, отправившегося в далекое странствие по Синьцзяну, производит учиненное иностранцами, по определению английского путешественника Бэзила Дэвидсона, «археологическое воровство». От себя могу добавить, что в большинстве случаев имел место скорее откровенный грабеж, поскольку хищение раритетов происходило не тайно и, скажем, глубокой ночью, а совершенно открыто и средь белого дня.
В конце XIX— начале XX века сюда наряду с путешественниками, предпринимателями, военными и чиновниками устремились авторитетные ученые. Нередко и те и другие выполняли задачи, поставленные различными ведомствами. Кучинская рукопись Увека, приобретенная британским офицером Бауэром, всколыхнула интеллектуалов и подтолкнула европейцев к активным действиям. Любопытное признание в этой связи сделал еще один англичанин — Фрэнсис Янгхасбэнд. Путешествуя по Китаю, он познакомился с неким предприимчивым мусульманином, который всеми силами стремился побывать в Лондоне и предлагал организовать «перспективный бизнес» — поставку белых верблюдов на берега туманного Альбиона, которые, как ему казалось, должны были произвести там настоящую сенсацию.
Вместо этого Ф. Янгхасбэнд предложил внимательно покопаться в развалинах городов, находившихся когда-то на караванных маршрутах Шелкового пути и давно засыпанных песком, отыскать интересные древности и переправить их на его родину. Британец гарантировал в таком случае солидные заработки. Перед тем как расстаться, он даже написал от своего имени рекомендательные письма директорам Британского музея и соответствующих учреждений в Калькутте и Бомбее.
Трудно, наверное, дать сейчас сбалансированную и достаточно объективную оценку всему тому, что произошло в Синьцзяне и прилегающих к нему районах в последующие 20–30 лет: слишком разными по интеллектуальному потенциалу и морально-этическим качествам были люди, приезжавшие в эти места со всего света; о некоторых важных событиях того периода сохранилась очень скудная либо на редкость тенденциозная информация; существенную роль играла национальная принадлежность исследователей, представлявших ту или иную научную школу и находившихся в большой зависимости по вопросам финансирования от правительственных структур либо специальных фондов своих стран, которые нередко таким образом решали собственные задачи, и т. д. Тем не менее, побывав в пустынях Гоби и Такла-Макан, посетив многие музеи и древние памятники, ознакомившись с обширной литературой, можно сделать некоторые выводы.
Весомый вклад в изучение региона внес шведский путешественник Свен Гедин (1865–1952 гг.), которого Ю. Н. Рерих называл великим ученым, создавшим себе «бессмертное имя в анналах географии». С точки зрения классической археологии, его изыскания в Центральной Азии в конце XIX— начале XX века, носили весьма поверхностный характер. В частности, абсолютно ненаучной принято считать его методику работы на культурно-исторических памятниках: в поиске интересных находок швед временами предоставлял полную свободу действий своим подчиненным, и те, согласно его собственному признанию, «соблазненные обещанной за какие-нибудь документы наградой, шатались с лопатами и рылись в самых невозможных местах». Путешественник, между прочим, не скрывал, что интерес к этой отрасли науки у него вызвала увиденная в Кашгаре коллекция раритетов, которую собрал русский консул Н. Ф. Петровский.
Однако именно экспедиция С. Гедина в марте 1900 года смогла в районе озера Лобнор отыскать древний и легендарный Лоулань. Выдающемуся открытию способствовало счастливое стечение обстоятельств. Попытка выкопать в пустыне колодец оказалась безуспешной, поскольку единственную лопату нанятый рабочий Эрдек забыл примерно в 20 км от места ночевки. За крайне необходимым для дальнейших поисков орудием труда его отпустили одного с инструкцией идти строго по следам, оставленным экспедицией, но ночью налетела сильная буря, которая замела все следы и породила серьезное беспокойство за судьбу Эрдека. Тот появился с лопатой лишь ближе к вечеру и рассказал потрясающую историю.
Заблудившись во время бури, он наткнулся на холм, где увидел выступившие из-под слоя песка развалины нескольких домов. Вокруг валялись топоры, куски металла, керамическая посуда и старинные монеты; их рабочий счел необходимым захватить с собой. Кроме того, он подобрал две резные доски, но был вынужден бросить их, так как очень устал и торопился догнать товарищей. Эта информация мгновенно изменила планы С. Гедина на следующий год. Испытывая в тот момент трудности с водой и ввиду быстро приближающегося жаркого сезона, исследователь решил провести лето все-таки в Тибете, а зимой вернуться к Лобнору.
Спустя почти год удалось определить место находок Эрдека. Из 8 построек 3 были в сравнительно хорошем состоянии и располагались как «присутственное место»: одно главное здание и два громадных флигеля, между ними двор, ограниченный забором. Основное сооружение, по мнению шведа, представляло собой буддийский храм, там же нашли деревянное изображение Будды, медные монеты, глиняные чашки, образцы резьбы по дереву, фрагменты материи, обуви и т. д. Особую ценность представляли несколько сот бумажных обрывков и 42 деревянные («в виде линеек») дощечки с надписями. Они и должны были дать достоверные сведения об открытом поселении и живших когда-то там людях.