Тайны захолустного городка
Шрифт:
– Догони, отдам! – Он снова выстрелил вверх.
Заставить себя бежать, пересилить боль и двигаться быстрее, участковый не смог. Цепляясь за ветки деревьев, он пробовал приблизиться к Хомяку, но тот тут же отбегал в сторону, злорадно посмеиваясь, и палил из пистолета, пока не кончились все патроны. Расстреляв обойму, Хомяк забросил оружие в кусты и, посвистывая, скрылся.
Попался он в ту же ночь. Его отловил Сашок Матков со своими лихими дружинниками, в пункт которых добрёл измученный и отчаявшийся участковый. Когда Хомяка грузили в «воронок», увозя к поезду
– Не сопливься, братан! Свидимся скоро.
И почти не ошибся. Не прошло и месяца, как Фёдор Глистин отправился по тому же этапу, но в другом направлении. А вот скоро свидеться им уже не пришлось.
Глава III
Только спустя несколько долгих лет столкнулись они нос к носу на шумном Татар-базаре. Обоих было не узнать. Единственное, что сохранили: один – излишнюю полноту и неизменные полтора метра от подошв до кожаной маленькой кепчонки, в воровском их мире именуемой отымалкой, второй – вихляющую походку при удивительной худобе и зияющую щель от давненько выбитого переднего клыка на верхней губе.
– Прозябаешь? – после крепких объятий кивнул Хомяк на прореху во рту, которую дружок тщетно пытался скрыть, кривя физиономию. – И прикид хилый! Где твой былой форт, кореш?
На Глисте топорщился видавший виды пиджачок с чужого плеча, а вылинявшие, в светлую когда-то полоску подштанники едва прикрывали нагло торчащие битыми бульдожьими носами башмаки, потерявшие былую конфигурацию. Всё это явно подчёркивало наплевательское отношение хозяина к собственной персоне и бедственное его положение. Блёклому виду пытались противостоять лишь прежние неунывающие глаза, пылавшие радостью встречи и проснувшейся надеждой на лучшее будущее.
– Градус, гад, прижимает, – сплюнув, пожаловался Глиста. – Дыхнуть не даёт. Грозится посадить за малейшую провинность, обложил своими сыскарями из местной комсомолии. Я в город перебрался, знакомством не оброс, снял хату у горбатой старухи, а она стервой оказалась, дня нет, чтобы не долбила за платёж.
– Градус ещё при делах?! – удивился Хомяк. – Как он в участковых усидел после того, что я ему замастырил?
– Жив, сволочь. Майора отхватил да старшим на всём участке стал, теперь сподручных в подчинении имеет, спит и видит вторую большую звёздочку, на пенсию и не собирается.
– Ну я ему устрою проводы! – заскрежетал Хомяк зубами. – Под фанфары загремит!
– Спит и видит меня за решёткой, – подливал масло в огонь дружок. – Вот я здесь и перебиваюсь с хлеба на воду, кормлюсь, чем придётся. Сумки раззяв подрезаю, не брезгую любой мелочовкой.
– Не дело, – участливо покачал головой Хомяк, хрустнул в плечах благородной кожаной курточкой, скрипнул шикарными жёлтыми крагами на коротких ножках, обтянутых бархатными брючками цвета морской волны, и, щёлкнув крышкой отделанной серебром изящной коробочки, протянул приятелю длинные сигаретки с золотым ободком. – Завалим в кабак – на твой вкус, но
– Да тут их!.. – задохнулся от привалившего счастья Глиста.
– Без лишних глаз, естественно, – подмигнул Хомяк. – Сам понимаешь, ненадолго я сюда. Не хочу светиться.
– Да я!..
– Недавно на воздухе, а глянь, – потянул Хомяк с себя за рукав курточку, обнажая слепящую белизной рубашку, сощурил и без того узенькие глазки на шпарящее зноем солнце, – пропотел до чёртиков.
– Отвык от нашей жары.
– Ты похавать не прочь?
– Угощаешь? – Стараясь сохранять достоинство, Глиста неторопливо выхватил из рук щедрого дружка коробочку с невиданными сигаретками, жадно прочитал надпись на мундштуках. – Ух, ёж-невтерпёж! Ты глянь-ка! «Ночная столица»! Что за невидаль?
Хомяк, не замечая восторженное безумство дружка, небрежно перебросил пиджачок на руку, крепче надвинул кепчонку на глаза:
– Ну, куда поведёшь?
– Да здесь рядом. – Тот сунул выхваченную сигаретку себе за ухо, степенно закурил «Приму» из собственной помятой пачки, а на недоумённый взгляд приятеля невозмутимо ответил: – Мы как-то к заморским непривыкшие.
– Правильно! – ухмыльнулся Хомяк, обнимая свободной рукой дружка за узкую талию. – Не привыкай. Отвыкать тяжко будет. – И захохотал ему в ухо: – Узнаю тебя, братан, от гордыни не избавился.
– А хрен ли нам, шулерам, ночь работам, день гулям, – подыгрывая, Глиста попробовал схохмить, притопнул скособоченными бульдогами, выбросил коленце, но кислой получилась затея, не вызвала у его дружка ни одобрения, ни радости…
– Ты чего к нам прикатил, раз так забурел? – зыркнул Глиста на разомлевшего за столом приятеля, когда опрокинули по первой стопке и закусили горячими сосисками с тушёной капустой. – Слухи долетели – в Воронеже обитал?
– Что Воронеж… – брезгливо хмыкнул тот. – Бери круче!
– Москву-матушку бороздил? – съехидничал Глиста и осёкся, уставившись на растопыренную перед своим носом пятерню; пальцы Хомяка жгли его глаза татуированными на них чёрными крестами.
– Три ходки! – сжавшись от страха, пролепетал Глиста. – За что ж успел?
– Гад-судья на счастье и покой поднял окровавленную руку, – зло процедил сквозь губы Хомяк и, не сдерживаясь, хлобыстнул по столику так, что слетела на пол посуда, звякнула, разбившись вдребезги недопитая поллитровка, шустрый официант бросился к ним.
– Плачу за всё! – прервал его стенания Хомяк, резко поднявшись и сунув крупную купюру, а дружку бросил через плечо. – Хорош заседать, кореш! Двигаем на воздух, душно здесь…
Глава IV
– Что за спешка, братан? – бросился вслед Глиста, запихивая в карманы нетронутые горячие беляши. – Не выпили, не пожрали…
– За этим я сюда прикатил? – не оборачиваясь, мрачно буркнул Хомяк.
– А зачем? Поделись, – нагнал наконец его приятель, не страшась, заступил дорогу. – Я в башке варианты тасую, как колоду карт, а сообразить не могу.