Тайные грехи
Шрифт:
В тот день, когда Харви Сэйер получил повестку с требованием явиться в суд в качестве свидетеля, чтобы ответить на вопросы федерального жюри, он выстрелил себе в голову и умер в операционной, когда его пытались спасти.
К величайшему огорчению Фидлера, Мара перестала посещать его сеансы.
– Только временно, Макс, дорогой, до тех пор, пока мы не покончим с этим ужасным процессом, – говорила она.
Он взял ее за руку.
– Мара, именно сейчас вы больше всего нуждаетесь в помощи и лечении. Только посмотрите на себя. Вы губите свое здоровье. Сколько теперь курите?
– Четыре.
Он постучал себя пальцем по лбу.
– О Господи! И пьете, должно быть, не меньше пяти порций скотча в день.
– Уж не меньше!
Мара встала, давая понять, что разговор окончен.
– Простите, Макс, но я собираюсь поступать по-своему. Обещаю только, что вернусь к вам.
Мара предстала перед жюри присяжных в одиночестве – ей было запрещено пользоваться помощью советников. Подобное одиночество всегда тревожит, всегда тягостно, даже если ответчик не чувствует за собой вины. За много дней до этого испытания Мара только и думала о предстоящем.
– Этот так называемый аванс, который «Коппертон куквэйр» выплатила фирме «Блендингс и Олсон», – разве принято выплачивать столь значительные суммы заранее, за еще не оказанные услуги? – спросил один из членов жюри.
– Нет, не принято, – ответила Мара. – Но позвольте мне объяснить вам кое-что. Да, девяносто тысяч долларов – непомерная сумма, если не учитывать все обстоятельства. Если же вспомнить, каков годовой бюджет нашей компании, то сумма эта может показаться совершенно незначительной. И я, как президент совета директоров, не могу лично контролировать все финансовые операции и выплаты. У меня целый штат ответственных исполнителей, обладающих правом одобрять или не одобрять мелкие выплаты.
– Давайте поговорим о «Коппертон куквэйр» и юридической фирме «Блендингс и Олсон»… Ведь Шон Тэйт, покойный Харви Сэйер и вы, мисс Тэйт, получили по двадцать пять тысяч долларов каждый.
Мару душила ярость.
– Но эти деньги не были взяткой, которую вы пытаетесь мне приписать! – заявила она. – Я еще раз повторяю: Блендингс и Олсон действовали как посредники, как адвокаты Шона Тэйта, и три чека по двадцать пять тысяч каждый – это просто долг, деньги, которые два года назад я одолжила мистеру Тэйту.
– Гм-м… мисс Тэйт, у вас репутация необычайно проницательной и опытной деловой женщины. И вы полагаете, мы поверим, что президент совета директоров такой компании, как «Т.И.И.», дала заем на сумму семьдесят пять тысяч долларов на неопределенный срок без всяких процентов?
– Случилось так, что Шон Тэйт – мой родственник, член семьи. Да, я не требую выплаты процентов по займу от членов семьи.
– Как великодушно с вашей стороны, мисс Тэйт. Теперь все дело представляется в несколько ином свете: родственные чувства, семейная ссуда… Я бы сказал, что в данном случае мы имеем дело с самым гармоничным музыкальным произведением – все струны настроены на любовь и доброту.
Члены жюри встретили эту ядовитую шутку приглушенными смешками.
– Мисс Тэйт, неужели вы полагаете, что человек, будучи в здравом уме и ясной памяти, проглотит все эти байки?
Большое
В том же месяце двое держателей акций «Коппертон куквэйр» и «Т.И.И.» возбудили дело против Шона Тэйта и Мары Тэйт, якобы те намеревались использовать пять миллионов долларов наряду с другими суммами в личных целях. Федеральный судья Норман Льюис вынес решение в пользу истцов, обязав Мару и Шона Тэйт выплатить эти суммы из личных средств. Все обрушивалось по принципу домино.
Параллельно, в другом суде, судья Баскомб, до сих пор воздерживавшийся от принятия решения в деле, возбужденном комиссией против Мары и Шона Тэйт, теперь решил дело в пользу комиссии и назначил надзор за руководством «Тэйт интернэшнл индастриз».
На следующий день Мара явилась в офис Макса Фидлера без предупреждения.
– У меня весь день занят, Мара. Все расписано. Вам следовало позвонить мне заранее.
Заметив страдание в ее глазах, он смягчился:
– Вот что я вам скажу. Я отменю уже назначенное свидание за ленчем и время от полудня до двух смогу посвятить вам. В два у меня следующий пациент.
– Я ценю это, Макс.
Фидлер никогда еще не видел Мару такой измученной и бледной. Исчезла яркость красок, исчезла живость – все, что он связывал с образом Мары Тэйт. Сейчас она походила на поблекшую акварель. Обычно он делал лестные замечания по поводу ее внешнего вида, но на сей раз сумел лишь похвалить туалет Мары – блейзер с рисунком в елочку и шелковую рубашку под ним, а также узкую юбку из тончайшей шерсти.
– Вы должны сказать моей жене, кто занимается вашими туалетами. Сегодня вы выглядите просто шикарно. Впрочем, вы всегда так выглядите.
Она улыбнулась:
– Очень милая попытка утешить меня, Макс, но ведь я выгляжу ужасно, и вы прекрасно это знаете. Почитаю «Таймс», пока буду вас ждать.
– Если чего-нибудь хотите, кофе, чаю – вам стоит только сказать Нэнси.
– Спасибо, ничего.
Она прождала больше часа. Наконец появилась Нэнси и объявила:
– Доктор Фидлер сейчас вас примет, мисс Тэйт.
Мара вошла в «святилище», как она всегда мысленно называла его приемную, и устроилась в удобном, обитом кожей кресле напротив Фидлера, сидевшего за письменным столом.
– Я не собираюсь расспрашивать вас о том, как идут дела, – проговорил он. – Я читал все газеты. Все это дело против вас – гнусная стряпня.
– Нет, Макс… Видите ли, все суды едины во мнении, что имеют право указывать руководству компании, как следует поступать в том или ином случае. Я слишком долго представляла компанию вместе со своим кузеном Шоном и этим пройдохой Харви Сэйером – и вот чем все кончилось. Я проявила беспечность, высокомерие… и просто недомыслие. Не видела леса за деревьями. Принимала ошибочные решения и теперь, как послушная маленькая девочка, должна принять горькое лекарство. Боже, если бы я снова могла стать маленькой девочкой!