Тайные операции нацистской разведки 1933-1945 гг.
Шрифт:
В РЕЙХСКАНЦЕЛЯРИИ
Отправляясь в Берлин, Вольф отдавал себе отчет, что поездка таила большую опасность. На аэродроме в Берлине его встретил профессор Гебхард, личный врач и ближайший помощник Гиммлера. Он отвез Вольфа в свою клинику в Гогенлихене, где его ожидал Гиммлер. При всем старании рейхсфюреру не удалось скрыть своего состояния. Было заметно, что он еще сильнее, чем во время их мартовской встречи, нервничает, лихорадочно ищет выход. Когда Гиммлер начал разносить Вольфа, обвинив его чуть ли не в государственной измене, тот показал письмо посла Рана, адресованное фюреру. Ран дал понять, что контакты с союзниками (он не указывал, кто их наладил) могут быть полезны Гитлеру, так как, возможно, позволят приостановить наступление союзников в Италии. Письмо предназначалось именно на тот случай, если Вольфа вызовут в Берлин для объяснений. Поскольку
Днем появился Кальтенбруннер и, как и ожидал Вольф, наотрез отверг его предложение о капитуляции. Он заявил, что располагает неопровержимыми доказательствами измены Вольфа, о чем и доложил фюреру. Однако Вольфу показалось, что Кальтенбруннер имел при себе папку с документами. В ней, как потом выяснилось, содержалась неполная информация о переговорах с американцами, которую РСХА удалось получить через свою агентуру в Италии и Швейцарии.
Спор затянулся до полуночи. Вольф, чтобы закончить разговор в свою пользу, прибег к уловке: он сказал, что намерен сейчас же отправиться к Гитлеру, и предложил Гиммлеру и Кальтенбруннеру присоединиться к нему, чтобы в их присутствии дать объяснения фюреру. Гиммлер отказался, заявив, что, после того как войска под его командованием понесли в Восточной Германии огромные потери, он не пользуется у Гитлера прежним доверием.
Кальтенбруннер и Вольф прибыли в Берлин в ночь с 17 на 18 апреля. Присутствие шофера мешало продолжить разговор в пути. Автомобиль остановился у здания рейхсканцелярии, где находился бункер Гитлера. Перед входом Вольф, воспользовавшись тем, что они были одни, припугнул Кальтенбруннера, сказав, что, если тот снова начнет обвинять его в тайных переговорах и показывать фюреру донесения своих агентов, он заявит, что уже сообщал о контактах с Даллесом Гиммлеру и Кальтенбруннеру во время предыдущего приезда в Берлин, но они настояли скрыть это от Гитлера.
Рано утром 18 апреля они появились в бункере и стали ждать в приемной перед личными апартаментами фюрера. Вскоре появился Гитлер. Он направлялся в конференц-зал, где военные руководители обычно собирались на традиционные «обсуждения положения». Он был удивлен, заметив Вольфа, однако предложил ему подождать.
Около пяти часов утра пригласили Вольфа. Во время разговора Гитлера с Вольфом Фегеляйн и Кальтенбруннер хранили молчание. Подробности этой беседы были восстановлены Вольфом позднее, когда всех остальных участников этой встречи уже не было в живых. Трудно судить о достоверности сведений, сообщенных Вольфом, особенно если учесть, что беседа протекала в атмосфере подозрительности и соперничества, когда каждый из нацистских лидеров заботился прежде всего о том, как спасти себя, и больше всего боялся быть обойденным другим. Согласно этим сведениям, Гитлер внешне держался по отношению к Вольфу дружелюбно, хотя был настроен критически. Он расценил близость генерала к союзникам, о которой ему доложил Кальтенбруннер, как «колоссальное игнорирование власти», но не стал обвинять Вольфа в самовольных действиях. Фюреру, по словам Вольфа, не понравилось, что тот «замешан в жизненно важном для всего рейха политическом деле, будучи осведомленным о положении лишь на одном южном участке фронта и поэтому лишенным возможности понять, как его односторонние действия могут повлиять на тотальный план Гитлера» [308] .
308
DullesА. The Secret Surrender. P. 173.
Вольф пустился в подробные объяснения ситуации. Он напомнил Гитлеру, что, когда он был у него в прошлый раз и доложил, что к нему засылают своих посланцев Ватикан, англичане и американцы, фюрер не запретил контактов. Вольф использовал это как «активное их узаконение», что таким же образом истолковал реакцию Гитлера и имперский министр иностранных дел. Вольф объяснил, что причиной, по которой он не информировал о встрече с Даллесом 8 марта, послужило то, что, установив этот контакт по собственной инициативе без официального одобрения Гитлера, он тем самым хотел дать фюреру возможность при неблагоприятном исходе остаться в стороне. «Мне было ясно, заявил Вольф, — что если я провалюсь, то вы от меня в интересах рейха должны будете отказаться». В заключение Вольф сообщил, что его затея увенчалась успехом. Он счастлив поведать Гитлеру, что с помощью Даллеса ему удалось проложить канал связи, ведущий
Вольф умолчал, разумеется, о своих встречах с «военными советниками» в Асконе. Из беседы с Гиммлером и Кальтенбруннером он вынес твердое убеждение, что они, а следовательно, и Гитлер знают лишь о встрече в Цюрихе 8 марта. Гитлер очень внимательно наблюдал за Вольфом, ожидая, что тот опустит глаза под его пристальным взором. Но Вольф внешне держался спокойно, прямо глядя в глаза фюреру, по крайней мере так он обрисовал беседу некоторое время спустя.
— Хорошо, — отвечал Гитлер, — я согласен с вами и принимаю ваши объяснения. Вам фантастически повезло: если бы ваша затея провалилась, я бы действительно отказался от вас так же, как отказался от Гесса. От вас я ожидаю одного: вы должны держать в своих руках ситуацию на итальянском театре военных действий со всеми тамошними интригами и предательством. Вы это делали безупречно. Я рад, что вы добились успеха.
Затем фюрер спросил, как Вольф представляет себе условия капитуляции. Тот, если верить его более поздним заявлениям, будто бы ответил, что безоговорочная капитуляция неизбежна. Но, вероятно, существует возможность некоторого смягчения условий. Внезапно Гитлер прервал беседу, сказав, что хочет отдохнуть, и предложил Вольфу явиться в 17 часов. Судя по всему, он хотел обдумать ситуацию. Итак, как считал Вольф, он первый круг испытаний прошел. Его «обаяние и искренность» сработали и на этот раз, однако главное впереди. Вольф видел, что Гитлер пребывает в состоянии умственного и физического истощения, и понял, что ему просто повезло, так как в тот момент его объяснения как нельзя более отвечали бродившим в голове Гитлера навязчивым идеям. Кальтенбруннер отмалчивался.
Ожидая на следующий день приема, Вольф обратил внимание на то, что в бункере царила крайне напряженная атмосфера. Для всех, кроме Гитлера, было ясно, что чуда не произойдет и что советские войска будут в Берлине через несколько дней.
Начался воздушный налет. После отбоя появился Гитлер и предложил Вольфу прогуляться с ним по площадке, под которой располагался бункер. Здание рейхсканцелярии сильно пострадало, почти весь парк был разбомблен, но на площадке еще оставалась одна пригодная для прогулок дорожка. К ним присоединились Фегеляйн и Кальтенбруннер. Гитлер сказал, что обдумал предложение Вольфа в свете своего тотального плана. Основу его военно-политической стратегии, подчеркнул он, составляет расчет на неизбежность столкновения советских и англо-американских войск, на возможность объединения с западными союзниками для совместного продолжения войны против СССР.
— Отправляйтесь в Италию, — заключил Гитлер, — поддерживайте контакт с американцами и попытайтесь сторговаться c ними на наилучших условиях.
Теперь тактика Вольфа— выиграть время, посеять недоверие в лагере союзников — раскрылась во всей своей полноте. Двойная игра, которую вели нацистские эмиссары, стала очевидна и для англо-американского командования. Жизнь, таким образом, подтвердила правильность позиции Советского правительства. Придавая принципиальный характер возникшей проблеме, оно обращало внимание глав правительств США и Англии на то, что они совершают рискованный шаг во имя минутной выгоды, которая, какой бы она ни была, «бледнеет перед принципиальной выгодой по сохранению и укреплению доверия между союзниками».
ВАШИНГТОН МЕНЯЕТ ПОЗИЦИЮ
Вечером 18 апреля Вольф вылетел в Мюнхен, а оттуда па следующий день утром — в Северную Италию, в свой штаб в Фазано. 20 апреля его посетили Парилли и Циммер. Состоялся продолжительный разговор, в котором приняли участие также Дольман и Веннер.
Даллес между тем держал Вашингтон и Казерту в курсе последних событий. Пришло письмо от генерала Лемнитцера из Казерты, которое, как полагал Даллес, явно отражало мнение фельдмаршала Александера. Дело в том, что сразу же после доклада Доновану в Париже Даллес телеграфировал Лемнитцеру о «своих догадках» относительно того, чем вызван решительный протест Советского правительства. Зная по информации Донована о настроениях президента Г. Трумэна, сторонника «твердого курса» в отношении Советского Союза, Даллес, чтобы укрепить решимость штаба союзников и несколько припугнуть их, представил все в таком свете, что «Советы хотят занять Триест и Северную Италию, прежде чем союзники оккупируют этот район». Из этого Даллес делал вывод, который был сформулирован в телеграмме Лемнитцеру так: «Советское противодействие не должно останавливать нас». Ответ, пришедший из Казерты, не оставлял сомнений, что доводы Даллеса произвели должное впечатление на Александера.