Тайные силы в истории России
Шрифт:
2. Может быть, адвокат из Финляндии Ионас Кастрен — Ю. Б.
3. Вероятно, это швейцарский социал-демократ Карл Моор, немецкий агент, посредник Ленина. — Ю. Б.
2. КОММЕНТАРИЙ ЭДГАРА СИССОНА
<…> Огромные суммы денег, как средства, направляемые из одного источника, были необходимы для агитационной кампании Ленину и Троцкому летом 1917 года и осенью для увеличения числа своих сторонников. Значение кредита в 50.000.000 марок состояло в том, что это был последний явный кредит. Несмотря на совпадение по времени, сумма, на которую ссылался Бернштейн, вероятно, была из числа ранних поступлений. Жизненные условия благоприятствовали в то обычное время для таких поступлений, какие делал немец, подписывавшийся в Петрограде как фон Шанц. Дата меморандума — 8(21) января — была многозначительной. В этот день Ленин зачитывал
Когда этот документ, объявляющий кредит, был обнародован в конце 1918 года, он вызвал критику (в американских газетах — Ю. Б.) в том смысле, что якобы Рейхсбанк был не в состоянии перевести такую сумму в золоте тайно: перемещение резервов из Берлина не могло бы остаться незамеченным. К тому же, замечали, Германия сама нуждалась в кредитах и резервах от своих промышленных фирм в нейтральных странах. Однако Швеция тогда оставалась воротами в Россию и золото было непременно переправлено в Россию. Известно, что большевистское правительство обладало значительными средствами после 28 января, хотя Германия, как это показывает ее план расходов, могла бы все это принять за шутку, тем более, что Совет Комиссаров тайно проголосовал за выделение 20.000.000 рублей на расширение революционной агитации в Австрии согласно плану, разработанному доктором Альбертом Менжиковским, который стоял во главе бюро агитации. Хотя Менжиковский и другие проголосовали за кредит на последней неделе января, 9 февраля, когда произошли осложнения на Брест-Литовской конференции, он был еще в Петрограде и слал жалобы телеграфом Троцкому на препятствия и тем самым «засветил» проект. Затея очевидно провалилась, а немцы негодовали, что их деньги чуть было не использовали против них самих. Брест-Литовский мир наложил запрет на большевистскую пропаганду в Германии и Австрии. И Советы снова проголосовали, на этот раз публично, за 20.000.000 рублей в конце января как за сумму, предназначенную для создания Красной Армии. (Sisson Е. One Hundred Red Days. P. 382–383).
…Семенов не смог покинуть занятую большевиками часть России раньше следующей зимы, когда он добрался до Архангельска, находившегося тогда под защитой союзников. Там перед американским консулом Лесли А. Дэвисом он сделал следующее заявление, тексты которого в копиях были переданы в Государственный департамент и мне (т. е. Эдгару Сиссону — Ю.Б.)
Консульство США. Архангельск, Россия
Евгений Петрович Семенов, будучи должным образом приведен к присяге, дает показания и заявляет:
1. Что оригиналы и фотокопии документов, которые были опубликованы в Америке в памфлете, озаглавленном «Германо-большевистский заговор» и выпущенном в свет Комитетом общественной информации, а также других документов, были переданы Эдгару Сиссону, специальному представителю в России от Комитета Общественной информации, зимой 1917–1918 годов мною или в моем присутствии лицами, которые вместе со мной обеспечивали способы изъятия означенных документов.
2. Что эти лица, раскрытие имен которых еще невозможно из соображений их личной безопасности, имели связь с учреждениями Большевистского правительства лично и через офицеров и служащих этих учреждений, оставшихся служить там после взятия власти большевиками, или поступивших на службу с целью получения свидетельств об истинном характере большевистских вождей и их правительства.
3. Что некоторые из этих лиц были связаны с военными и морскими штабами и имели право входа без пропуска в штабные конторы, в большевистские учреждения в Смольном и в Комиссариат иностранных дел.
4. Что касается члена группы, который был приглашен для этой работы, и что касается моего участия в организации деталей и моего личного ежедневного вмешательства в то, что касается людей, которые ее ведут, или кто работает в правительстве, как уже было заявлено, — то они лишь фактически отвечали передо мной за реальное изъятие этих оригинальных документов и фотографий.
5. Что после того, как на документах делались заметки и копии их посылались в Комиссариат иностранных дел, Смольный и учреждения Военного и Морского штабов, и клались перед ответственным комиссаром или большевистским чиновником, они были затем положены
6. Что г. Сиссон получил некоторые из этих листов от меня и помогал отбирать особенные документы, которые он хотел бы получить.
7. Что оригиналы подобных документов были сфотографированы упомянутыми офицерами и служащими, нашими агентами, при первой возможности и что после того, как документы сперва были положены в папки, они могли быть востребованы большевистскими чиновниками или комиссарами в связи с их текущей работой или для их сведения; затем они брались из папки только на несколько часов, фотографировались в том же самом здании и клались обратно в папки, а в некоторых случаях документы выносились из Смольного все вместе и задерживались на один — два дня, пока они не возвращались обратно, что в некоторых случаях документы из Смольного фотографировались в одной и той же комнате, где проводилась ежедневная работа учреждения; что в отдельных случаях агенты, которые занимались фотографированием документов, оказались в той же самой комнате, в которой одновременно находился Комиссар Урицкий, и что, когда последний спрашивал, что они делают, то они отвечали, что производится обычная работа, которая ведется в учреждении.
8. Что позднее, когда подлинные документы, похоже на то, что не были нужны в текущей работе и когда комиссары и чиновники, похоже на то, забывали о них, то некоторые из них извлекались из папок и переносились в мою контору и к моим служащим.
9. Что многие из подлинных документов, которые были даны Сиссону, были извлечены в феврале 1918 года в то время, когда Большевистское правительство приготовлялось к эвакуации из Петрограда и переезду в Москву, результатом чего была неразбериха и паника, которые там имели место; что офицеры и чиновники, которые действовали как наши агенты, были среди тех, кто упаковывал папки различных учреждений в Смольном и они знали особые коробки, в которых находились желаемые документы, особенно, из Германского Генерального штаба и «Нахрихтен бюро», что они убеждали матросов, которые охраняли Смольный, поверить в то, что эти коробки содержат золото, которое тайно переводится в Москву; что матросы разбивали эти коробки и не находили в них его, оставляли их открытыми на дворе Смольного, что наши агенты извлекали из коробок столько документов, сколько могли извлечь за то время, пока не обнаруживалось повреждение коробок; что наши агенты не были в состоянии схватить некоторые из оригиналов, потому что часть текущих папок была немедленно перемещена из Смольного в контору Комиссариата иностранных дел и вслед за этим перевезена в Москву прежде, чем мы могли бы добраться до них.
10. Что после случая, только что описанного, следствием которого была перевозка папок в Москву, наши агенты продолжали те же самые действия: поиски, фотографирование и изъятие.
(Подпись) Евгений Петрович Семенов
Подписано и клятвенно подтверждено передо
мною на дубликате оригинала настоящего
21-го дня февраля 1919 года.
(Подпись). Лесли А. Дэвис. Консул США
(SISSON E. One Hundred Red Days. P. 364–366).
О подлинности «Документов Сиссона»
Происхождение этих документов теперь полностью выяснено: документы №№ 1—53 были переданы американскому разведчику Семеновым и его группой, совершившей набег на Смольный вечером 3 марта 1918 года. Документы №№ 54–68 попали к Сиссону несколькими неделями раньше от Р. Робинса и агентов. Через год тексты этих документов были опубликованы в южнорусских газетах в Новочеркасске и Ростове-на-Дону и получили название «Новочеркасская подборка». Их аутентичность подвергалась сомнению (Омельченко, Шейдеман, Бишофф, Мельгунов, Милюков и др.); позднее Милюков переменил свое мнение. Неоднократные переводы текстов документов приводили к утрате первоначальной лексики. Однако, в фактах и именах сомнений не могло и быть. В конце каждого документа при первоначальной публикации имелась «легенда», т. е. аннотация происхождения и частичный комментарий. В отношении документов №№ 54–61 говорилось, что они находились в архиве русской контрразведки до Февральской революции; Карл Гибсон и большевистские агенты тогда не сумели их уничтожить. Специальная Американская Экспертная комиссия, собиравшаяся в октябре 1918 года, пришла к выводу о бесспорной подлинности документов №№ 1–5 и отвела несостоятельную критику Е.Д. Омельченко. Некоторые сомнения остались относительно документов №№ 56 и 58.