Тайные судьбы

Стоун Джин

– Я могу вам помочь? – спросил профессор.

Марина покачала головой. Ей было неприятно, что он видит ее плачущей. Надо было, сохраняя приличия, немедленно встать и уйти. Эдвард Джеймс никогда не входил в число ее любимых преподавателей, и ей менее всего хотелось, чтобы он был свидетелем ее растерянности.

– Может быть, у вас что-то не ладится с учебой? – настаивал профессор.

Марина опять молча покачала головой, опасаясь, что стоит ей заговорить, как слезы снова потекут из глаз. И почему он не оставит ее в покое?

– Вы далеко от дома, возможно,

вы скучаете по родной стране? Надеюсь, у вас там все в порядке?

Марина кивнула. Профессор поставил локоть на стол и подпер щеку ладонью. Казалось, от его загорелой, обветренной кожи исходил холодный запах мороза.

Марина общалась с ним только на занятиях, и теперь ее удивили его дружеская манера держаться и искренний тон. Новая мысль родилась у нее в голове: «Предатели, они повсюду».

– Тогда, видимо, – продолжал профессор Джеймс с некоторой озабоченностью, – ваша проблема связана с противоположным полом. Определенно какие-то неприятности в отношениях с молодыми людьми.

Его дерзость поразила Марину, но в его словах не было злости. Она бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался теплой, сочувственной улыбкой.

– Нет, – твердо произнесла Марина, – никаких проблем с молодыми людьми.

Его серые глаза испытующе смотрели на нее.

– Вот и хорошо. У такой красивой женщины не должно быть подобных проблем.

Марина знала, что ей следует быть настороже, что надо помнить об опасности. Но он был обаятелен. «Обаятельный, – предупредила она себя, – а значит, и потенциально опасный». И все же ей нравились его открытость и прямота.

– Это связано с моей подругой, – услышала она собственный голос. – Я узнала о ней нечто, что... что меня огорчает.

– Она студентка?

– Да.

Эдвард Джеймс встал.

– Тогда я вам помогу. Скажу сразу, у меня нет возможности на время отправить вас домой, чтобы вылечить тоску по родине. Я также не слишком разбираюсь в сердечных делах молодежи, потому что давно женат.

Марина невольно улыбнулась.

– Но когда речь идет о студентках нашего колледжа, – продолжал он, – то я могу написать о них целую книгу. И даже не одну. Как насчет того, чтобы выпить со мной кофе и побеседовать о печальном случае с вашей подругой?

Марина знала, что ей следует отказаться. Она знала, что Николас будет волноваться, вернувшись к себе в квартиру на Грин-стрит и обнаружив, что жалюзи на ее окне не опущены до конца; она знала, что должна вернуться в общежитие и лечь спать. Она также знала, что играет с огнем. Но что-то в Эдварде Джеймсе привлекало ее. Может быть, сейчас Марина больше всего нуждалась в объективном мнении незаинтересованного человека, который помог бы ей понять, почему друг предает друга, когда в мире и без того достаточно жестокости.

Кроме того, думала она, глядя в дружелюбные серые глаза Эдварда Джеймса, он определенно не опасен. Марина отодвинула стул.

– Пожалуй, я выпила бы чего-нибудь горячего, – сказала она. – А то я немного замерзла.

Они пошли в маленькое тихое кафе на Вест-стрит,

куда, по его словам, профессор Джеймс заходил часто, так как это место не жаловали студентки колледжа, называя его «городской забегаловкой». Марине, однако, было хорошо известно это кафе и его кабины с жесткими диванчиками и отделанными под мрамор столами: они с Николасом давно облюбовали это заведение.

– Удивляюсь, что мы с вами здесь никогда не встречались, – заметил профессор Джеймс, придерживая для Марины дверь. – Будем считать, что мне не повезло.

Профессор выбрал самую дальнюю пустую кабину.

Они сели, и тут же подошла официантка с написанным от руки меню в пластиковой обложке.

– Тушеная говядина уже кончилась, но еще есть минестроне.

– Мне, пожалуйста, горячий шоколад, – попросила Марина.

– А мне только кофе.

Марина терла руки, чтобы согреть их. Мимолетное сомнение возникло и тут же исчезло. Что она здесь делает? Почему она с Эдвардом Джеймсом, которого когда-то боялась, потому что он мог поставить ей плохую оценку? Она вспомнила, с каким серьезным и строгим видом он читал свои лекции, но сейчас перед ней был совершенно другой человек.

– А теперь рассказывайте, – приказал он, снимая шарф и пальто.

Марина с удивлением увидела, что на нем фланелевая рубашка в красную, синюю и черную клетку. Наверное, рубашку ему купила жена. Марине было интересно, сколько ему лет и есть ли у него дети. Но она остановила себя: зачем ей знать все это?

– Так чем же вас так сильно огорчила ваша подруга?

В его тоне не было ни строгости, ни насмешки, а только сочувствие и доброжелательность.

– Не знаю, так ли велико ее преступление, но она скрывала его целых два года, – сказала Марина. – А может быть, дело вовсе не в этом, а в том, что один человек предал другого.

– Она предала вас?

– И меня тоже, – кивнула Марина. – Она предала мою подругу, значит, предала и меня. Она предала мою веру в нее.

Официантка поставила перед ними две дымящиеся кружки. Когда она ушла, Эдвард сказал:

– Очень печально, но мы делаем все, чтобы причинить боль другому.

Марина удивилась, что он так просто и ясно выразил ее мысль.

– Эта девушка, она что, несчастна? Или что-то ее гнетет?

Марина рассматривала мелкие морщинки вокруг его дружелюбных серых глаз. Именно они делали Эдварда Джеймса таким привлекательным. Эти морщинки свидетельствовали о многих годах раздумий и, возможно, страданий.

– Мне она не казалась несчастной, – ответила Марина. – И вот только сейчас я поняла, что она очень несчастна.

Марина не стала рассказывать ему, что Тесс пыталась покончить с собой; она не знала, можно ли доверить ему такую тайну. «Ну вот, опять о том же, – подумала она. – Опять о доверии». Она отвела в сторону глаза. Как Марина ни сердилась на Тесс, она не хотела, чтобы ее исключили или, хуже того, поместили в клинику. Хотя на первый взгляд Марине это было совсем безразлично.

– По-видимому, вам очень дорога ваша подруга, – сказал профессор.