Тайные тропы
Шрифт:
То здесь, то там высятся верхушки кирк [3] . Чем дальше от центра, тем просторнее. На окраине много небольших особняков, окруженных тенистыми палисадниками и решетчатыми изгородями. И в центре города и на окраинах — всюду можно заметить то неизбежное, что принесла война.
Небольшой провинциальный немецкий город находится в глубоком тылу, но на улицах много инвалидов и раненых из расположенных в городе тыловых госпиталей. Магазины стоят без товаров, и в них почти никто не заходит.
3
Кирка —
Немцы и немки с хмурыми лицами останавливаются у рекламных тумб, читают вести с Восточного фронта и скептически покачивают головой.
Ожогин и Грязнов в городе уже несколько дней. Отрезанные от родины, в чужом краю, они чувствуют себя одинокими. Давит тоска и неизвестность. Знакомятся с городом, бродят по улицам, по парку, наблюдают за горожанами, пытаясь скорее привыкнуть к новой обстановке, понять, как здесь живут и чем дышат.
Юргенс временно определил их в гостиницу «Цум вейсен росс».
Это мрачное двухэтажное здание, закрывающее своей угрюмой тенью всю неширокую улицу. Массивные железные ворота. Двор, выложенный большими каменными плитами. Номер, отведенный для Ожогина и Грязнова, помещается в конце длинного коридора, идущего по всему этажу.
Узкие окна скупо пропускают свет. Электроэнергия дается лишь на три часа в сутки, поэтому всюду стоят подсвечники с огарками свечей. Полы давно уже потеряли свой былой блеск.
…На третий день пребывания Ожогина и Грязнова в гостинице, вечером, когда друзья расположились на отдых, раздался осторожный стук в дверь, и в комнату просунулась маленькая, совершенно лысая голова владельца гостиницы Моллера.
— Господин Моллер! Пожалуйста! — пригласил Ожогин.
— Да-да, я к вам… Вас просили позвонить, и поскорее, вот по этому телефону. — Он подал маленький листок бумаги и без приглашения сел на стул. — Я подумал: «О! У них есть в нашем городе знакомые…»
У Оскара Моллера было изрезанное морщинками лицо, быстрые движения. Его крошечные, под белесыми бровями, голубые глазки всегда выражали жадное любопытство. К Моллеру неизвестными путями стекались все городские новости и сплетни.
Моллер знал, что новые жильцы направлены к нему с письменным распоряжением коменданта города, и поэтому мог догадываться, кто они.
— Чрезвычайное происшествие, — продолжал еще тише Моллер, потирая лоб: — вчера вечером в баре пьяные солдаты из госпиталя убили эсэсовского офицера. Вы подумайте! И чем убили? Пивными кружками. Они его голову превратили в бифштекс… Да-да… Комедия!
Чувствуя, что Моллер будет долго еще делиться сенсациями, Никита Родионович вышел в вестибюль к автомату и набрал номер. Ответил голос Юргенса.
Юргенс просил Ожогина и Грязнова зайти к нему в десять вечера и сообщал свой адрес.
С Юргенсом друзья не виделись со дня приезда. Он подвез их вначале к комендатуре, потом к гостинице и приказал ожидать его звонка. О местопребывании Зорга и Кибица ничего не было известно. Занятия прервались.
Когда Никита Родионович
Моллер жил с семьей в доме, примыкавшем вплотную к гостинице. Жена Моллера Гертруда несколько напоминала Матрену Силантьевну Тряскину, но отличалась от нее невозмутимым спокойствием.
Хозяин провел Ожогина и Грязнова в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. Она была обставлена мебелью, которой, видно, пользовались еще прадеды хозяина. Стены украшали фамильные снимки. На одном из простенков висел портрет Гитлера в профиль.
Когда друзья вместе с хозяином выкурили по сигарете, жена Моллера позвала всех к столу.
Одну из стен столовой почти целиком занимал огромный буфет, могущий стать украшением железнодорожного ресторана. Из застекленных дверок его выглядывали фужеры, бокалы, рюмки, вазы чешского хрусталя. Большая люстра-канделябр свисала с потолка, почти касаясь стола.
По количеству стульев у круглого стола можно было определить, из скольких человек состоит семья владельца гостиницы.
На спинках стульев висели вышивки с надписями: «Приятного аппетита», «Еда во-время — залог здоровья».
Взяв со стола большую бутыль из-под газированной воды, оплетенную тонкой металлической сеткой, и поставив ее на буфет, Моллер с прискорбием на лице заметил:
— Война лишила нас пробок с газовой зарядкой, а потому, к сожалению, сифон бездействует… Обедали вчетвером, без детей.
Закуска состояла из салата низшего качества и бутылки мозельского вина. На первое был яблочный суп, на второе — консервированное мясо с картофелем и гарниром из зеленого горошка.
К обеду были поданы также поджаренные кусочки нормированного хлеба, именуемые «тостиками».
Во время еды хозяин не переставал болтать, потирая периодически свой лоб. Он жаловался на отсутствие жиров, на то, что вместо продуктов дают эрзацы. Потом рассказал о появлении в городе семей крупных собственников, скрывающихся от бомбежки, о том, что его гостиница всегда переполнена военными или особо важными персонами, с которыми считается даже комендант города, о том, что на секретный завод, расположенный в лесу, недалеко от города, пригнали новую партию военнопленных, о том, что на прошлой неделе покончил жизнь самоубийством владелец кинотеатра, от которого, забрав с собой все ценности, ушла жена.
Когда болтовня Моллера стала нестерпимо скучной, друзья поднялись и, поблагодарив за обед, ушли.
На улице Никита Родионович сказал:
— Меня смущают два обстоятельства. Во-первых, Моллер очень смело высказывает свои мысли; во-вторых, он не проявляет никакого интереса к нам. Кто мы? Откуда? Как попали сюда? При его любопытстве последнее обстоятельство вызывает подозрение…
Условились проявлять во взаимоотношениях с Моллером максимальную осторожность.
Юргенс сидел в просторном кабинете Марквардта. Беседа подходила к концу.