Тайные тропы
Шрифт:
— Добро — оно такое добро, — задумчиво произнес я. — Оно разное бывает.
— Не хотелось бы, — верно поняла мои слова Метельская. — Ты уедешь, мне тут дальше жить. И потом — это вообще не наши методы.
— Это да. Моя бывшая, думаю, под твоими словами с удовольствием подпишется.
— Ну ты сравнил, — ухмыльнулась Светлана. — Одно дело московской шалаве колесо продырявить и совсем другое — старого колдуна, у которого половина Урала в знакомых, прессануть. Уважать этого старого хрена, конечно, никто не уважает, кое-кто даже порадуется, узнав, что мы его отрихтовали, но волна может случиться. Сейчас же все социально
— Ты страшный человек, Метельская, — хмыкнул я. — Твои коллеги из Москвы по сравнению с тобой дети.
— Чем больше город, тем сильнее ограничения, — глянула на меня Светлана. — Туда не ходи, сюда не смотри, то не говори, это не делай. Кругом барьеры, потому что сильно много начальства кругом сидит. А у нас тут проще. Чуть от города отъехал — и дышится куда легче. А тут и вовсе раздолье, тем более что туристы дальше тоннеля не заходят. Кстати, вон смотри. Это его восточный вход. Впечатляет?
Если честно, я так и не понял, куда надо смотреть, сам же по себе высокий насыпной холм мое воображение сильно не взбудоражил.
Дидино, на улицы которого мы въехали через несколько минут, представлял собой обычный российский поселок, коим нет числа. И дом, в котором обитал колдун Геннадий, тоже ничего особенного из себя не представлял. Дом как дом, в меру крепкий, но начавший крениться вбок и настойчиво требующий ремонта.
— Калитка открыта, — заметила Светлана, выбравшись из машины.
— Это хороший признак или плохой? — уточнил я.
— Спорный момент. Но одно точно — живой или мертвый хозяин дома. Пошли, чего ждать?
Глава 12
Что кто-то живой на участке, принадлежащем колдуну, присутствует, мы поняли сразу после того, как выбрались из машины. Просто, прямо как в стихах поэта девятнадцатого века, позднее признанного классиком, во дворе раздавался топор дровосека. Если вернее, кто-то там колол дрова, время от времени издавая нутряное хеканье, как видно вырывавшееся из легких в тот момент, когда лезвие врезалось в полешко.
— Ну вот, а ты его уже отпел, — сообщила мне Светлана, забирая с заднего сиденья какой-то пакет и захлопывая дверцу машины. — Живой-здоровый. Похоже, решил баньку натопить.
— Банька — это хорошо, — заметил я. — Баньку уважаю.
— Крепко сомневаюсь, что он тебя в нее пустит, — фыркнула моя спутница. — Баня для колдунов — место сакральное. Как теперь говорят — личное пространство, в которое посторонним вход запрещен. Да и банник, что там обитает, вряд ли тебя хлебом-солью встретит, он Геннадию первый друг и помощник. Вроде как слуга у ведьмаков, он только ему служит, верой и правдой, мы же для него гости незваные и нежеланные, хозяину неугодные. Потому на тот свет он тебя там отправит быстро и умело, так что, может, ты и сам этого не заметишь. Может, угоришь, может, паром горячим захлебнешься — вариантов масса. А мне потом отписывайся. Нет уж, без баньки обойдешься. Тем более тебе никто не мешал у меня в душ сходить.
Скрипнула калитка, и мы оказались на весьма и весьма приличных размеров участке, соток, наверное, на тридцать, кабы не больше. Причем достаточно благоустроенном. Имелась
Ну а рядом с сараем обнаружился невысокий совсем, бородатый дедок в тельняшке и замурзанных широких штанах, на вид довольно-таки пожилой, но топор при этом в руках держащий хватко и махающий им умело.
— А, девка, опять ты? — отреагировал на наше появление он, а после перекинул топор из левой руки в правую. — Вот уж не ждал, что снова сюда припрешься.
— Кабы не дела казенные, так век бы мне тебя, хрыча старого, не видать, — без особых сантиментов отозвалась Метельская.
— Гостинцев каких из города не привезла? — Старик снова хекнул, опуская топор, и половинчатое полено развалилось на две части. Ловко. Не уверен, что запросто смог бы так же. Это только в кино все просто получается, а на деле я как-то взялся колоть дрова, так чуть себе полступни не отрубил. Тут привычка нужна, опыт. — Конфетов там, чайку, печенья «Юбилейного»?
— Привезла. — Оперативница показала ему тот самый пестрый пакет, что взяла из машины, она им на заправке разжилась, пока я кофе пил. — Порядки знаю, в гости с пустыми руками не хожу.
— Кабы знала, так сначала бы мнением моим поинтересовалась — желаю я тебя видеть или нет, — сварливо отметил старик. — А это кто с тобой? Что за человек?
— Знакомец мой. Вот, с собой прихватила, решила показать, какие у нас места красивые и люди интересные.
— Не знакомец, а полюбовник, — поправил ее Геннадий, взгляд которого, брошенный на меня вскользь, отчего-то вызвал в памяти воспоминания об аппарате МРТ, в пластиково-электронном чреве которого я с полгода назад побывал. — Меня не обманешь. Удивила ты меня, Светлана Игоревна, удивила. Ты ж от всех мужиков шарахаешься, как от чумы, уж кой годок, а тут вон еле знакомого парня под свое одеяло пустила.
О как. И ведь все так и есть, от щек Метельской прикуривать сейчас можно смело. Впервые в жизни вижу, чтобы краснота волной все лицо за секунду заливала.
Интересно, а Светка на самом деле ни с кем ничего, а со мной пошла? Если да — приятно. Хотя и немного непонятно.
— Чушь не неси, — зло бросила оперативница. — Другое скажи — вчера к тебе из Екатеринбурга человек приезжал?
— Э, милая! — дребезжаще рассмеялся колдун. — Вчера вспомнить — задача сложная. Память, видишь ли, уже не та стала. Что случилось полвека назад, помню замечательно, по минутам иной денек могу рассказать. А что давеча да надысь случилось — не ведаю. Быть оно было, это уж наверняка, но что да как — не расскажу, даже коли захочу.
Он печально посмотрел на нас и со вздохом добавил:
— Есть, детки, однако такая болезнь, склероз называется. Если по-научному, то прогрессирующее нейродегенеративное аутоиммунное заболевание центральной нервной системы. От оно как!
Он над нами то ли тонко насмехается, то ли вообще неприкрыто издевается. Я с этим дедом раньше не общался, потому замашек его не знаю, следовательно, точный диагноз поставить не могу. И самое обидное — ничего мы ему сделать за это не можем.
А что? Старый хрен в своем доме, в своем праве, поди возьми его за рубль, за двадцать.