Тайные тропы
Шрифт:
Присутствующие невозмутимо смотрели на Никиту Родионовича, и на их лицах Моллер ничего прочесть не мог, хотя глаза его суетливо перебегали с одного на другого.
— Я прошу вслух прочесть... это же очень интересно, — попросил Моллер.
— Ничего в этом интересною я не вижу, — резко ответил Никита Родионович. — За чтение, а тем более за распространение таких штучек вас может постигнуть судьба человека, о котором идет здесь речь. Я удивляюсь вам, господин Оскар. Вы всегда передавали новости, о которых никто, кроме вас, не был осведомлен, а
Все заметили, как Моллер смутился и учащенно заморгал глазами.
— Я нашел ее на ступеньках вашего дома... — неуверенно проговорил он после некоторого замешательства.
Никто ничего не оказал. Только Вагнер встал и, демонстративно загремев стулом, вышел из комнаты. Он не мог переносить присутствия Моллера и считал ниже своего достоинства разговаривать с ним. Даже совет Никиты Родионовича, терпеливо относиться к визитам Моллера и сдерживать себя, не помог. В этом вопросе Вагнер не шел ни на какие компромиссы и считал, что изменять тактику по отношению к Моллеру ему невыгодно, поскольку он до этого много раз говорил в лицо управляющему гостиницей то, что думал о нем.
Но и это не смутило Моллера. Он тотчас, со свойственной ему болтливостью, принялся излагать городские и международные новости.
Тогда Никита Родионович, подмигнув Моллеру и выйдя из-за стола, поднялся к себе в мезонин.
Окончив рассказывать очередную сплетню, управляющий гостиницей тоже побежал наверх.
— Я вас правильно понял? — спросил он, войдя в комнату. — Вы хотите остаться со мной тет-а-тет?..
— Совершенно верно. Присаживайтесь... Я хочу с вами серьезно поговорить...
Сделав удивленную мину и пододвинув под себя стул, Моллер уселся против Никиты Родионовича.
— Скажу откровенно, — начал он, — я не люблю серьезных разговоров.
— Придется полюбить, — коротко бросил Ожогин и закурил.
— Если это вам доставит удовольствие, — рассмеялся Моллер и хлопнул рукой по колену Никиту Родионовича. — Но только с вами, а ни с кем другим...
— Я считал и считаю вас человеком умным, — начал Ожогин. Моллер кивнул головой в знак согласия. — Но ведете вы себя, по меньшей мере, глупо...
Моллер насторожился.
— Очень глупо, — продолжал Никита Родионович, — и если вы не измените своего поведения, я, как хотите, вынужден буду сообщать в то учреждение, где мы с вами недавно встретились... Вы, надеюсь, поняли меня?
Моллер отрицательно замотал головой и оглянулся на дверь.
— Дурака не валяйте, — резко сказал Ожогин. — В серьезных делах я шуток не люблю...
— А я разве шучу? — спросил Моллер.
— Да, но заметьте, что я бы на вашем месте не шутил... Нам друг перед другом кривить душой нечего. Вы знаете, кто мы. Но, возможно, только вы один об этом знаете. А о том, что вы сотрудничаете с гестапо, знают все.
— Этого не может быть, — мотая головой, пробормотал Моллер и еще раз оглянулся на дверь.
— Как же не может быть,
— Неужели он намекнул на это?
— А на что же другое?
Моллер побледнел.
— Вас интересует человек, который и нас интересует не в меньшей мере... Даже глупец может понять, что вы ходите сюда из-за Гуго Абиха, а не почему-либо другому...
— Абих сволочь... тип... Он определенно имеет связи с коммунистами, — прошептал, задыхаясь, Моллер. Губы у него пересохли.
— Если бы это было определенно, — прервал его Никита Родионович, — то он бы не сидел сейчас внизу в столовой, а сидел бы... там. Это нужно доказать.
— И я докажу, докажу...
— Ничего вы не докажете, — грубо оборвал Ожогин. — Вы только срываете работу других. Вы провалите все дело, если уже не провалили. Завтра я буду там и скажу свое мнение майору. Вы не только мешаете, вы бросаете тень на нас с Грязновым. Прикрывая свои визиты сюда дружбой с нами, вы настораживаете и Вагнера, и Абиха. Если вас считают сотрудником гестапо, то станут считать и нас. Вот чего вы добьетесь своими нахальными посещениями...
Моллер извлек из кармана грязный носовой платок и как-то грустно сморкнулся.
— Вы этого не сделаете, — пробормотал он.
— Почему вы так уверены?
— Я вас считаю нашим человеком...
— Это не значит, что вы можете гадить мне и ставить меня под удар.
— Нет. Будь он проклят, этот Абих! Стоит он у меня поперек горла. Вожусь я с ним сколько лет... Но если дело принимает такой оборот, я готов последовать вашему совету. Но учтите, это хитрая бестия...
— Тем более, — заметил Ожогин. — И если вы нарушите свое обещание и начнете вновь совать сюда свой нос, то пеняйте на себя.
Моллер медленно поднялся со стула и прошелся по комнате.
— Хорошо... хорошо... Я сделаю так, как вы говорите, но меня обижает ваш тон. Зачем так грубо, резко? Разве это вызывается необходимостью? Ведь мы же культурные люди.
— Коль скоро мы договорились и нашли общий язык, я могу принести вам свои извинения.
— Ради бога, что вы... Это я между прочим... Мне очень неприятно было все это слышать. Останемся друзьями. Вашу руку... Вот и отлично.
Пожав руку Ожогина, Моллер окончательно успокоился и пришел в себя. Он подошел к двери, ведущей на лестницу, и, приложив к ней ухо, прислушался. Ожогин молча наблюдал за ним.
— Я вот что хочу сказать, — заговорил Моллер вновь, — эту листовку дал мне майор и попросил понюхать... Понимаете, понюхать...
— Кстати, вы оставьте ее мне, я тоже попытаюсь понюхать.
— Пожалуйста, — изъявил готовность Моллер и, вынув листовку, передал Никите Родионовичу.
— А я хочу сказать вам вот что, — пряча в карман листовку, произнес Ожогин. — Когда нужна будет ваша помощь в деле Абиха, я обращусь к вам... Возможно, вам легче будет завершить всю эту длинную историю. Не возражаете?