Тайные тропы
Шрифт:
— Половина вашего денежного отчета за год построена на грубо подделанных расписках. А вы знаете, чем это пахнет?
Юргенс театральным жестом обхватил голову руками и опустился в кресло.
Марквардт иронически улыбнулся. Он может успокоить Юргенса. Отчет дальше не пошел, он привез его с собой. Им они займутся позже. Однако, он надеется, что Юргенс не станет больше злоупотреблять его доверием.
Шумный вздох облегчения вырвался из груди Юргенса. Разве мог он думать, что из собравшихся туч не последует грома? Разве ожидал он такого конца? С благодарностью посмотрев на шефа, Юргенс вытер платком лоб и закурил.
—
Юргенс рассказал о взрыве электростанции, убийстве Родэ, поимке подпольщика.
Марквардт, не отрываясь от бумаги, слушал.
Юргенс уже спокойно, обычным деловым тоном доложил о ходе подготовки агентуры, предназначенной к переброске за линию фронта. Следя за рукой шефа, Юргенс машинально остановил взор на листке и затаил дыхание: на уголке было крупно и отчетливо вычерчено дробное число — 209/902. Не поднимая головы, шеф обвел дробь ровным кружком и поставил справа от него большой вопросительный знак.
Юргенс взволнованно отвел глаза в сторону и уже не так уверенно продолжал доклад. Речь текла у него не особенно связно и гладко. В голове зародилось подозрение. Если за отчет он получил лишь предупреждение, то раскрытие этой цифры сулило арест, следствие, военно-полевой суд.
— Довольно... Скучно... — прервал доклад Марквардт и, отложив в сторону карандаш, спросил: — Ну, с Ашингером как?
— Полагаю...
— Полагать тут нечего. История грязная и задумана неумно.
— То есть?
— Точнее — глупо. Вы, надеюсь, догадываетесь, что я располагаю не только вашей информацией.
Юргенс растерялся. «Гунке донес», — мелькнула у него тревожная мысль.
— Мне все-таки непонятно... — начал он и смолк, не зная, что сказать.
— Вы не замечаете, что сегодня вы почему-то особенно непонятливы? А между прочим, эта история может принести вам большие неприятности. Полковник Шурман заинтересовался ею.
— При чем же здесь я? — теряя самообладание, почти крикнул Юргенс.
Марквардт встал.
— Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле, — сказал он резко. — И не считайте меня идиотом...
Юргенс побледнел от досады, гнева и страха, а Марквардт продолжал, и его слова били по взвинченным нервам Юргенса точно удары палкой.
И как только хватает, мягко выражаясь, смелости у Юргенса спрашивать, при чем здесь он. Было два претендента на наследство тестя, выражающееся в кругленькой сумме, а теперь остался один. Вот при чем. Марквардт прошелся по комнате. Он дал Юргенсу понять, что не заинтересован в его компрометации. Но ведет себя Юргенс по меньшей мере глупо. Создается впечатление, будто он задался целью сам накинуть себе на шею петлю. Марквардт ткнул пальцем в листок бумаги и оказал:
— Только эта цифра вынуждает меня вытягивать вас из петли.
— Вы знаете?!. — вскрикнул Юргенс.
— Без вопросов, — оборвал Марквардт. — Не время. Но учтите, что если вы, вопреки здравому смыслу, полезете дальше в петлю, я за вами следовать не намерен. Надеюсь, поняли?
Юргенс кивнул головой и, вынув из кармана платок, вытер влажный лоб и покрывшиеся испариной руки.
Марквардт опустился на свое место. Теперь эту тему можно будет считать исчерпанной. Но надо запомнить раз и навсегда поговорку: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Все дело
Юргенс подробно проинформировал о положении на фронте. Теперь он говорил более уверенно, даже с подъемом. Он видел в лице Марквардта не только шефа, но и сообщника. Юргенс старался обрисовать положение немецкой армии в самых мрачных красках.
— Что же из этого следует, по-вашему? — спросил Марквардт.
Юргенс на мгновение задумался. Он уверен, что русские не ограничатся освобождением своей территории. Они придут в Германию.
— Это не ново, — возразил Марквардт. — Но они не придут, а приползут, истекая кровью. Приползут обессиленные, неспособные твердо стоять на ногах и говорить во весь голос. Ситуация крайне оригинальная: Россия и Германия обе победят и обе будут побеждены.
Юргенс сдвинул брови. Конечно, такое равновесие возможно, но лишь в том случае, если союзники России не высадятся в Европе. Оно нарушится в пользу русских, как только откроется этот пресловутый второй фронт. Тогда будет хуже.
— Ерунда, — безапелляционно заметил Марквардт, — будет не хуже, а лучше. Да, да. Не смотрите на меня так... Именно лучше. Если второй фронт и откроется, то его цель — не оказать помощь русским, а явиться сдерживающим барьером для них, ибо они способны пойти далеко на запад. Надо называть вещи своими именами. Плохо недооценивать свои силы, но плохо и переоценивать их. Это — аксиома. Вообще говоря, с Россией не следовало связываться. Одно дело Судеты, Чехия, куда ни шло, Польша, но Россия — совсем другое. В июне сорок первого мы вцепились зубами в большой ломоть. Очень большой. Франция привела к несварению желудка, с Россией еще хуже. Ломоть застрял поперек горла: ни глотнуть, ни прожевать. И то, что произошло, должно было произойти. Второй фронт спасет нас, и только он. Не надо забывать, что янки готовы поддержать любого против тех, кто угрожает их карману. А про англичан и говорить нечего. Эти просто чихают на так называемый союзнический долг.
Юргенс в раздумье потер подбородок.
— Пожалуй, да, — сказал он. — Во всяком случае, они очень стараются, чтобы это стало правдой...
Марквардт рассмеялся:
— Конечно! Как, например, расценить пребывание, в данное время в России во главе английской военной миссии полковника Джорджа Хилла? Это же явная обструкция по отношению к русским! Уж в чем, в чем можно упрекать Хилла, но только не в симпатиях к большевикам. И кто думает, что этот полковник скрепляет военный союз между русскими и англичанами, тот просто не знает полковника. Джордж Хилл не из таких. Черчилль не ошибся, послав его в Россию.
Но, насколько известно Юргенсу, русские не из тех, кто смотрит на хиллов сквозь пальцы.
— Им сейчас не до этого. Они сейчас ждут второго фронта, как манны небесной.
— Ждать-то ждут, но наступают.
— В ваших суждениях чувствуются демобилизационные нотки. Не советую вам так высказываться еще при ком-либо.
Юргенс смутился. Как бы оправдываясь, он заметил, что не знает, кому и что говорить.
Марквардт прошелся по комнате и остановился около висевшей на стене большой карты Западной Европы. Заложив руки за спину, он долго и сосредоточенно вглядывался в паутину красных, голубых, черных линяй.