Тайные знаки
Шрифт:
— Обещаю, — сказал Поль грустно и развернул «Лянчу».
Он остановил машину около того кафе, в котором они пили кофе после вечеринки в «Эдеме».
— Посиди тут, — предложил Поль. — Выпей стаканчик пива, если хочешь. Я сейчас приду.
— Да.
Марго вышла из машины и, паройдя несколько шагов, устроилась на пластиковом стульчике. Бармен помахал ей как хорошей знакомой.
— Коньяк? — спросил он, напоминая ту историю с дождем.
— Пиво! — ответила Марго с вежливой улыбкой.
Бармен принес стакан и пепельницу и сделал звук ящика погромче.
Была ночь.
Катька вернулась с работы, но не ложилась, а приняв душ, ждала Эда. Он обещал зайти через полчасика. Басист, конечно, пытался отвертеться и предлагал перенести встречу на утро, но Катька умела вынудить. Она умела добиться своего даже от покойника. Эд уступил.
И сейчас Катька, чистая и легкая после душа, волнуясь, ждала басиста. А чтобы не переводить нерву попусту, перебирала пальцами клавиши, одев наушники на одно ухо.
Лампа ночника превращала комнату в картину Хранца Хальса. Катька стояла над клавой и никак не могла отвязаться от двух аккордов: F# и A#.
Все песни, которые Катька слышала до этого от своих коллег, с которыми ей довелось сталкиваться за кулисами различных тусовок, в остновном перепевали одни и те же слова. Ну с небольшими вариациями! Потому что Катька вертелась в попсе. А попса — это жвачка, которую до вас уже жевали.
Эта песня была живая.
Катька чувствовала, что и эти стихи про ветер выросли сами по себе, как вырастает бурьян на руинах, или цепкая сосенка на ветренном обрыве. И в том была их ценность и смысл. Катьке казалось, что человек, написавший слова, непременно несся в машине по полупустому ночному городу, и ветер вышибал слезы из глаз этого человека. И куда ехал этот человек? И кто он был? Почему-то это все очень не-все-равно было Катьке.
Она напевала под эти аккорды одну единственную фразу: F# A#
Ветер в открытые окна.
И никак не могла найти следующий аккорд. По правилам, которые Катька Быстро усвоила в музыкальной школе и вращаясь в музикальной тусовке, это вообще был не ход. Два мажорных аккрда подряд! Да еще тональность «фа диез мажор»! Где это видано?
Но песня никотела звучать ни в какой другой тональности. А самое главное, Катька заметила удивительную вещь. Она пропевала эту фразу, а ветер отзывался на нее. Он прокрадывался в приоткрытое окно и нежно скользил по голому плечу Катьки. Она пробовала это проделать несколько раз и каждый раз получалось то же самое. Один раз она нарочно собралась нажатьаккорд и пропеть слова, думая, что это просто естественный ритм сквозняка, но — нет! Ветер не дал себя обмануть.
От этого занятия у Катька закружилась голова, а под кожей снова проснулись мятные серебристые струйки. Они текли под кожей, по спине вверх поднимались к плечам и к шее и, растекаясь на три луча, казалось, стекали с кончиков пальцев на клавиши, а с губ срывались в воздух.
— Можно? — раздался осторожный стук и голос Эда за дверями.
— Да, конечно! — воскликнула Стрельцова и, сдернув наушники, выключила синтезатор.
— О!
— Я взял на выбор, — пояснил он набор продуктов и предметов.
— Проходи! Чего ты остановился? — пожала плечами Катька. — Давай сюда свое хозяйство! Иди в кресло!
Эд неслышно проследовал к гостиничному раздолбаному креслу и, поставив все причиндалы на столик, расположеный в углу номера, сел на указаное место.
Катька вытащила из шкафчика стаканы.
— Давай начнем с вина! — сказала она, блестя глазами. — Если честно скзать, я стесняюсь. Я вообще не понимаю, как с тобой обращаться и что делать.
— Давай-давай! — согласился Эдик и с готовностью полез в карман. Достав штопор, он ловко открыл вино и наполнил два стакана. Осмотрев проделанную работу он сконфузился. — Немного я, конечно, неправ. Надо было хотя бы сыр прихватить.
— Сыр у меня есть! — сообщила Катька и достала из холодильника кусок сыра, ветчины и остаток багета.
Приготовление трапезы сближает людей. Почти так же, как совместное преступление. Покончив сервировкой, коллеги по группе «Роботы» наконец устроились в креслах, и Катька первая взяла стакан с вином.
— За знакомство! — сказала она, подумав. — Это правда! Я тебя раньше совсем не знала. А теперь хочу познакомиться. И вот за это.
— Давай! Согласен! — Эд с готовностью взял свой стакан.
— Подожди! — сказала Катька и замерла, ожидая нового порыва из окна. — Ветер будет с нами третьим!
— Стихи! — усмехнулся Эд и посмотрел сквозь вино на свет. — Ты на глазах становшься талантливой. Давай еще и за это!
— Спасибо, конечно, но я — нечаянно, — ухмыльнулась Катька.
Они немного выпили. Много не хотелось. Хотелось по капельке чувствовать вкус, запах, свет и цвет. Хотелось каждое мгновение запомнить во всей полноте.
Прохладный ветер взмахивал медленным крылом шторы, оранжевый свет бра теплой мягкой кистью рисовал улыбки, взмахи ресниц, то пряча лица Эдика и Катьки в тени, то вспыхивая огромных от полумрака зрачках влажными бликами.
— Не хочется, чтобы эта ночь прошла. Остаться бы навеки в ней…
— Опять стихи, — голос Эдика немного осип. — А кстати! Спой мне что-нибудь из твоего. Я ведь тоже тебя совсем не знаю. Ты ведь строила из себя какую-то ужасную куклу, а на самом деле… Давай, спой!
Он поставил стакан на столик и обнял себя за коленку.
— Поздно…
— Потихоньку. Хорошая песня и потихоньку хороша.
— Ну ладно! Уговорил, — Катька осушила свою дозу, воткнула в розетку штекер, взяла на пробу пару аккордов и обернулась к Эдику. — Ничего, что я к вам спиной?
— Переживу.
— Выступает Катерина Стрельцова! — объявила Катька сама себя. — Супер-пупер-мега-звезда! Вашему вниманию предлагается песня, сдернутая Катериной Стрельцовой у какой-то неизвестной пелки с магнитного сборника «Танцуют все!». Песня называется «Да-да-дождусь».