Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
Шрифт:
И в-третьих, совсем уже недавно, перед новою свадьбой брата-императора, Полина распорядилась в сказочно короткий срок и, разумеется, в тайне ото всех любопытных, возвести в парке Нейли новый дворец — уменьшенную копию Шенбрунна. Эго был ее подарок Марии Луизе, которая очень любила свой родовой Шенбрунн, и брату, который в недавней войне не один месяц провел в тех покоях. С кем? Это мы уже знаем — со златокудрой Марией Валевской, чудной красавицей полькой. Но — чур! Сей изящный намек, разумеется, был предназначен лишь единственно сердцу брата и, как думала проказница-сестра, никому другому
Феерия в Нейли состоялась сразу же после пышных празднеств в Лувре. И, как свидетельствовала потом молва, превзошла по пышности саму свадьбу. Достаточно сказать, пожалуй, о таком сюрпризе, который был предназначен императорской чете и поразил воображение всех приглашенных. От ворот к большому дворцу ведет длинная аллея. По обеим сторонам ее — статуи в древнеримском и древнегреческом стиле. И вот, когда император и императрица приблизились к первой скульптуре, нимфа вдруг ожила и, сойдя с пьедестала, усыпала розами путь новобрачных. И так — по всей аллее красавицы нимфы, роль которых исполняли молодые солистки балета, устилали дорогу августейшей чете белыми и красными розами.
В числе приглашенных был тогда, конечно, и Чернышев. Именно на том торжестве владелица Нейли в присутствии своей сестры — Неаполитанской королевы, взяла с него слово бывать у нее запросто. Однако лишь теперь, в середине июня, стыдно признаться, по прошествии более двух месяцев, он оказался вновь во дворце княгини.
Сопровождаемый темнокожим мажордомом, Чернышев прошел, наверное, не менее десятка восхитительных комнат и нашел себя вдруг в еще более просторном зале.
Здесь не было ни картин в массивных золотых рамах, ни скульптур из мрамора и бронзы, ни огромных, выше человеческого роста ваз, украшенных золотом и изумрудами, чем поражали предыдущие помещения. Посреди зала находился бассейн — круглый, как пруд, в обрамлении белого, как сахар, мрамора. Рядом стояла кушетка, на которой Чернышев увидел княгиню. Она лежала, вытянувшись во весь рост — легко и свободно. Тело ее казалось обнаженным — таким прозрачным было покрывало, которое она небрежно набросила на себя, когда появился ее гость.
Возле кушетки на бархатном стульчике сидел паж — светлоголовый в кудряшках мальчик, лишь слегка задрапированный вдоль бедер каким-то воздушным муслином или шелком.
Паж приподнялся со своего места, чтобы молча поклониться вошедшему, и тут же вернуться к своему занятию. Окунув осторожно щеточку в тазик из позолоченного серебра, который, надо думать, был наполнен благовониями, он принялся усердно растирать ступню своей госпожи.
— Проходите, граф, и не вздумайте разыгрывать робость и смущение, — пригласила княгиня. — После того что вы совершили на днях у несчастного Шварценберга, за вами прочно и необратимо закрепилась репутация самого смелого и решительного человека в Париже. И если вы не побоялись огня, вряд ли вас может испугать то, что одно лишь в состоянии радовать и восхищать, — красота естественная, проявление самой природы.
— Признаюсь, ваше высочество, — поклонился Чернышев, — я уже имел честь еще в Австрии познакомиться с некоторыми особенностями вашей семьи. Я имею в виду любовь к купаниям, привитую вам и его императорскому величеству вашей матерью с детства.
— Вы так полагаете? — несколько загадочно протянула княгиня. — Надеюсь тем не менее вы все же уловите разницу между купаниями императора и моими ваннами. Так, у императора вы были зрителем. Здесь, у меня, вы будете обязаны составить мне общество.
Рука княгини потянулась к серебряному колокольчику, будто нечаянно сбросив на пол накидку. Тотчас вошел вороненый, как дамасская сталь, Поль, а мальчик паж, захватив тазик, спешно удалился.
— Распорядитесь приготовить для меня и графа воду, — приказала княгиня. И когда негр вышел: — В соседней комнате, граф, вы можете раздеться. Там халат и сандалии, приготовленные к вашему визиту.
Тонкий шелковый халат только подчеркнул мужские достоинства Чернышева, когда он вернулся к княгине.
— Подойдите ко мне, мой друг, — попросила она. — Полагаю, мне не придется вызывать Поля для того, чтобы он перенес меня в бассейн?
— И этой чести он удостаивается часто? — не скрыл удивления Чернышев, представив, как черный атлет поднимает ее, обнаженную, на руки и прижимает к своему, тоже обнаженному телу.
— Поль делает это всякий раз, когда я принимаю ванну в одиночестве. А что в этом удивительного? Ведь негр — не человек, — просто сказала она и, глядя ему в глаза, добавила после непродолжительной паузы: — В отличие от вас, например, — настоящего человека.
Она слегка приподнялась, опершись на локоть. Ее небольшие, но твердые груди и округлые бедра были как у античной Венеры, изваянной из чистого мрамора. Глаза, светло-карие, вдруг подернулись поволокой и цвет их стал густым и тягучим, словно мед.
— Ну же, решайтесь, самый отважный мужчина Парижа! — протянула она к нему другую руку, до того свободно лежавшую вдоль бедра.
Халат Чернышева соскользнул с плеча и упал на пол, и руки его в тот же миг ощутили бархатную нежность кожи княгини, сравнимую, наверное, с благородной гладкостью мрамора.
Уста слились в долгом поцелуе. И он, до конца не осознавая, что совершает, ощутил жгучий прилив наслаждения и восторга.
«Господи, так она же — моя! Моя теперь — и навсегда», — подумал он, осыпая поцелуями ее тело, пряно и возбуждающе пахнущее какими-то неведомыми ароматами.
Она застонала под ним и через какое-то время, обессиленно откинувшись и расслабленно разметав руки, засмеялась звонко и заразительно. И он вновь покрыл ее всю благодарными поцелуями.
Ее жаркие и влажные губы стали быстро касаться его лица, потом груди. Он снова обнял ее и страстно прижал к себе.
— Постой, — произнесла она, — погоди немного. Ты знаешь, как я назвала тебя про себя, как только увидела впервые? Северная Оса. Да-да, у тебя такие сильные, широкие плечи и грудь и узкая, точно девичья, талия. Прямо как у настоящей осы. Но нет, ты не только Северная Оса, ты подлинный русский медведь — сильный и ненасытный, — засмеялась она, снова жарко целуя его грудь и руки. — Но ты забыл, что обязан отнести меня в воду. Ну же, мой белый негр!
Было уже, вероятно, начало дня, когда они проснулись в ее спальне, обитой белым и розовым атласом.