Тайный канал
Шрифт:
Некоторое время мы шли молча.
Вдруг министр остановился и несколько мгновений рассматривал меня в упор. Капля дождя упала ему на лицо и покатилась по щеке, словно слезинка. Затем он поднял палец правой руки и четко сартикулировал.
— Если они все же примут решение, то мы будем вынуждены на каждую их ракету разместить две своих. И мы это сделаем. — Он не добавил «скажите им», но было очевидно, что произнесенное предназначалось для передачи Шмидту, и прозвучало это у самых ворот особняка, словно кто-то идеально срежиссировал нашу беседу не по минутам,
Вскоре после отъезда Громыко, с 3 по 7 декабря в Берлине состоялся съезд социал-демократической партии Германии. Проходил он в новом здании Центра международных конгрессов. Бар пригласил нас с Ледневым поприсутствовать в качестве гостей, снабдив соответствующими пропусками.
В зале заседаний все люди похожи друг на друга и ведут себя одинаково. Один говорит, а остальные слушают, чаще всего делают вид, что слушают. Некоторые ухитряются немного соснуть.
Другое дело — фойе. Тут кипит жизнь, все говорят почти одновременно, и хорошо, если хоть один слушает. В этом хоре выделяются лишь наиболее убежденные.
Основная масса в перерыве между заседаниями собиралась у пивной стойки. Это — место, где легко охлаждаются страсти. Там министр обороны Апель мирно беседовал со своим оппонентом, который всего несколько минут назад с трибуны чем только ни мазал его, помимо темных красок. Можно было лишь восхищаться, как сторонники и противники размещения атомных ракет весело пили пиво и закусывали кто длинными, кто толстыми сосисками. Люди, решавшие судьбу многих десятков боеголовок, совершенно не представляли себе последствия взрыва даже одной из них, ибо тот, кто хоть однажды побывал на атомном Полигоне, надолго терял аппетит и природную жизнерадостность.
Итак, решение о довооружении было на съезде одобрено, пусть и без особых аплодисментов, но достаточным большинством. В Москве это событие не вызвало шока, чреватого принятием необдуманных политических решений. Думается, это был один из последних положительных результатов, которые приносила в течение многих лет деятельность нашего «канала».
Благодаря ему, советское руководство заранее подготовило себя к вероятному повороту событий и располагало временем, чтобы трезво, без эмоций оценить обстановку, не поддаваясь на призывы прибегнуть к ответным мерам, что привело бы к серьезной деформации сложившихся советско-западногерманских отношений и отбросило бы их на много лет назад.
Дед Мороз в черном
Мой рассказ о съезде западногерманских социал-демократов, где я и Леднев присутствовали в качестве гостей, без права голоса, шеф выслушал рассеянно. Против обыкновения, он не проявил интереса к деталям и удивил еще больше, не заставив меня прокомментировать одобренное съездом решение о довооружении, к чему я тщательно подготовился.
— Хорошо, что мы вовремя сориентировали и Генерального, и Политбюро в этом вопросе! А то некоторые могли бы наломать дров!.. — Кого из «дровосеков» он имел в виду, сказать трудно.
И Андропов вновь погрузился в свои размышления, которые, судя по глубоким
— Как ты думаешь, что предпринимают сейчас западные лидеры в плане наших отношений с Афганистаном?
— Думаю, для начала пытаются разыскать его на карте.
Шутка была настолько неуместной, что Андропов сделал вид, будто не слышал ее. Не рассчитывая дождаться чего-либо более умного, он спросил, когда мы планируем вновь поехать в Германию.
Пришлось объяснить, что в связи с приближением рождественских и новогодних каникул вся политическая жизнь, собственно, как и всюду в Европе, недели на две-три замрет. Недовольная гримаса на его лице красноречиво говорила о том, что у него нет ни малейшего желания разделить праздничный настрой беззаботных европейцев.
— Остается ли канцлер в стране, или уезжает? Можно ли сейчас связаться по телефону с Баром?
Андропову необходимо было что-то срочно передать канцлеру Шмидту. С другой стороны, по тону ясно: уверенности в том, как следует поступить, у него не было. Как не хватало и времени на размышления. Решение, судя по всему, нужно было принимать немедленно, в моем присутствии.
Речь, совершенно очевидно, шла не об очередном рутинном послании Брежнева канцлеру. Это не могло вызвать у него столь очевидного напряжения. Значит, что-то другое. Пока я рылся в догадках, он несколько раз сменил позу в кресле. Видимо, сегодня ему там было менее уютно, чем обычно. Затем он резко встал, дошел до угла стола, остановился. Поднялся со своего места и я.
— В общем, принято решение: мы вводим войска в Афганистан. Иного выхода из создавшегося положения у нас нет.
Все это было произнесено на одном выдохе. Он, быстро вернувшись на место и будто с облегчением; добавил:
— Вот и все!
Более расплывчатого указания я никогда не получал, а потому в полном недоумении продолжал стоять.
— А когда это произойдет? — попробовал я выиграть время на обдумывание.
— Это решают военные. Во всяком случае, до Нового года. Так что, времени остается совсем немного.
Чтобы не стоять молча, я впал в размышления: прежде, чем ввести войска, надо их сосредоточить на границе, и это не может быть не замечено с американских спутников, а поэтому янки наверняка уже проинформировали своих союзников по НАТО о наших намерениях.
Слушая, он только хмурил лоб и, наконец, не выдержал и заговорил о том, что его не интересует, о чем и кого проинформируют американцы. Пока они могут вести речь лишь о концентрации наших сил и не больше. У нас есть с немцами свои отношения и обязанности. Если Шмидт узнает о вводе советских войск из газет, у него появятся все основания не доверять нам в дальнейшем. Андропов ясно представляет, какая свистопляска поднимется в мире. Но все равно жизнь на этом не заканчивается. Нам важно выйти из создающейся неблагоприятной ситуации, не разрушив отношения с западными немцами, в которые с обеих сторон было так много вложено.