Тайный код китайского кунфу
Шрифт:
Китайский учитель-шифу не показывал приемы — это мог сделать один из его старших учеников. Учитель передает учение и учит уже одним своим присутствием. Он несет истину и может свидетельствовать о ней ученикам. Тот, кто ею обладает, сам может рассматриваться как трансцендентное существо — Абсолютный Учитель.
Шифу выступает сразу в двух ипостасях, ибо его явленная сущность — смертный человек с конкретным именем и обликом, обучающий тому, чему научил его учитель. Но существует и его вторая ипостась, скрытая и данная лишь в эзотерической сущности учения, — он вечен, обладает вневременным характером, так как передает истину. И этот Учитель ниоткуда не берется и никуда не уходит. В этом смысле шифу безличностен, ведь он
Шифу — ретранслятор древнего учения великих учителей. Его миссия заключена в том, чтобы целостно передать эту истинность, в данном смысле у него нет иного стимула к существованию в этом мире. Знания он получал мистическим путем и таким же мистическим путем передавал их дальше. Десятки мифов, распространенных про учителей, лишь подтверждали их статус: про одних наставников говорили, что они учились у бессмертных небожителей — сяней, другие получили свои знания во сне, когда им явилось сокровенное божество, третьи обучались у животных, наблюдая за их повадками. Так или иначе, свою мудрость они черпали из природы, от Неба, а соответственно и сами уходили корнями в Прежденебесное начало.
Эти мифы значительно повышали ценность каждого конкретного учителя: ведь он говорил словами древних, а мудрость его не имеет истоков в этом, сущностном мире и принадлежит совсем иному пространству. Чем древнее учитель, чем больше столетий прошло со дня его смерти, тем ценнее его изречения. И передавать его слова считалось большой заслугой, доступной далеко не всем. Так что статус учителя ушу, передающего мысли первопредка (тайцзу), благодаря этому был весьма высок. «Тот достоин быть учителем, кто, постигая новое, сохраняет в себе старое», — отмечал Конфуций. Он же говорит и о сущности передачи: «Я передаю, но не создаю нового, честен в словах и привержен древности».
Таким образом, учитель в Китае — передатчик древней традиции, эзотерического знания, которое он сохраняет, передавая из поколения в поколение. Не случайно всякая мысль Конфуция об учительствовании проникнута идеей, что учитель — это не тот, кто лучше всех учит, а тот, кто лучше всех учится. Именно это и определяет само понятие традиции в ушу — долговременного сохранения духовного опыта первопатриархов (пускай легендарных) и самой системы эзотерических знаний благодаря личности учителя. И в этой традиции передается прежде всего личность самого учителя.
Наставник ушу в Китае — это всегда живое воплощение первооснователей школы. Он не божество, он именно человек во всей полноте проявления своей внутренней природы (син), «реализованный человек», великий своей связью с древностью. Школа ушу обеспечивает передачу того эзотерического знания, в которое посвящен шифу, и фактически через этот канал личность учителя передается ученикам. В этом и заключена мистическая сущность школы, которая не столько «учит ушу», сколько обеспечивает бессмертие Абсолютного Наставника, воспроизводя его жесты, его поступки в каждом последующем поколении учеников, и в конечном счете сводит эту личность к ее сокровенному истоку — тому, что «не имеет ни формы, ни образа», к абсолютному пределу всякого учительствования и культурной формы вообще — к животворной пустоте.
Ученик в школе ушу редко удостаивался словесных объяснений. Да и как объяснить пустотную сущность высшего смысла ушу? Он должен был бессловесно и «изумительно точно» повторять движения учителя, следить за его поступками, стремиться во всем быть похожим на него. Эта «похожесть» ни в коем случае не должна была стать простой имитацией, но являлась именно воспроизведением внутреннего состояния шифу.
По-китайски ученик назывался «туди», что дословно означало: «тот, кто идет следом», или «тот, кто вступает
В качестве такого абсолютного учителя могли выступать не только люди, но даже животные, что встречается, например, в имитационных стилях. Мастер по стилю хоуцюань (стилю обезьяны) Фу Минькэ держал в своем доме в качестве учителя обезьяну, воздавая ей такие же почести, как и шифу. Основатель танланцюань (стиля богомола) Ван Лан наблюдал за повадками сражающегося богомола, перенимая его манеру поведения перед лицом опасности.
Воин учится даже у прохожего с вязанкой хвороста
Не скроем, у нас — представителей западной культуры — зачастую создается впечатление, что мастер ушу — это прежде всего тот, кто может одним ударом свалить нескольких нападающих, способен кулаком крушить черепицу и сбивать в прыжке всадника с коня. Тем поразительнее может показаться тот факт, что истинный мастер всегда избегал поединка и более того — мог никогда не вступать в бой. Истинное мастерство определяется не количеством побежденных противников, ибо его исток — внутренний, невидимый, духовный, внебытийный. Этим мастер отличался от обычных кулачных бойцов — гаошоу («высокие руки»), которые показывали свое умение на ярмарках, бросали вызов другим бойцам, демонстрировали удивительную физическую силу, поднимая мельничные жернова. Бойцов уважали, боялись, ими восхищались, но мастерство шифу было другого свойства — ему поклонялись.
Более того, учитель может и не показывать своего мастерства. В традиции мистического даосизма распространилась поговорка: «Даос выше мага». Маг мог летать на облаках и усмирять тигров, мог внезапно исчезать из виду и светиться в темноте. Но мастер-даос был уже выше этой показной обыденности — он превосходил внешние феномены этого мира.
Шифу передает свою душу, и психологии истинного запредельного мастерства чуждо стремление к славе, к наживе, к шарлатанству. Мастер далек от показной демонстрации своего умения, и может быть поэтому имен самых больших мастеров мы не знаем.
Одной из характерных черт учителей ушу была их жизненная ненавязчивость, шифу никогда не проповедовал о пользе ушу среди непосвященных, не «зазывал» к себе в школу. «Дао Дэ цзин» очень точно сравнивает осторожность мастера по отношению к жизни с «человеком, переходящим реку по льду зимой».
А что должен знать сам учитель? Сколь полны должны быть его знания? Кажется, он должен обучаться многому и в общем-то быть универсален во всех областях жизни. Но вот Конфуций дает совсем иное направление нашим мыслям: «Благородный муж говорит: «Великий человек не обязан быть умелым в каком-то деле. Великий характер не должен быть искушен в какой-то службе. Великая честь не обязательно заставляет людей хранить свое слово. Великое уважение ко времени не делает человека пунктуальным». Знать эти четыре вещи — это значит знать истинный смысл вещей в жизни». [37]
37
The Wisdom of Confucius, p. 250. В данном случае — изречение, приписываемое Конфуцию в «Лицзи», раздел «Сюэчи», гл. XVIII.