Тайный код Конфуция
Шрифт:
Конфуций, услышав это, ответил:
– Задавать вопросы – само по себе уже и есть соответствие ритуалу-ли. (III, 15)
Конфуций вновь и вновь подчёркивает необходимость учения (сюэ), это становится важнейшим моментом его проповеди. Именно с учением он связывает совершенствование человека, а точнее, «выявление человеческого в человеке». Пустые раздумья без изучения канонов губительны. Внутри себя всё равно не найдёшь того, чем обладала «высокая древность», поэтому ей следует целенаправленно обучаться. «Я часто целые дни не ем и целые ночи не сплю, всё думаю, но от этого нет пользы. Лучше уж учиться».
Для Конфуция учение есть
Учиться надо всегда и везде, не стесняясь учиться даже у прохожего и простолюдина. «Идя в компании двух человек, я всё равно найду, чему научиться у них. Хорошие качества я постараюсь перенять, а, узнав о плохих чертах у других, я постараюсь исправить то же самое у самого себя».
И в этом мотиве вечного служения вновь проступает суть личности самого Конфуция. Он уже не надеется прозреть истину путем медитаций и раздумий. Только учиться, только накапливать знания, только читать древние каноны и размышлять над поступками мудрецов – именно в этом залог совершенствования человека, считает Учитель. Он признается в этом сам, расписываясь в своем бессилии достичь чертога высшего знания лишь медитациями и откровениями, как это было у ранних мистиков «Бывало, что дни и ночи я проводил в раздумьях – без сна и без пищи, но все тщетно. Лучше уж учиться!» (XV, 31)
И он закладывает основы светского обучения – передача мистического знания уже недоступна для него. Конфуций создает открытую школу, подчёркивая благотворительно-возвышенный характер своего обучения: он готов обучать за символическую, плату – «за связку сушеного мяса» (VII, 7). Но это подчеркивает и ритуальный характер обучения, поскольку именно связкой сухого мяса могли приносить жертвы духам.
Казалось бы, что здесь удивительного? Разве не во всех странах проповедники, мессии, просто мудрецы стремились образовывать людей и подчёркивали необходимость учения?
Но Учитель не передаёт информацию, в нашем понимании он ничему, собственно, и не учит. Он не расскажет, как надо жить. Он существует в этом мире как нравственный ориентир, как указатель Пути. Сам указатель ещё не гарантирует, что человек сумеет дойти до конца Пути, но это уже залог того, что дорога выбрана правильно.
Учитель передаёт себя, свой образ, свой духовный облик. Ученик не столько воспринимает информацию, сколько воспроизводит в себе учителя. Он, как говорили китайцы, ступает «ему в след», не случайно иероглиф «ту» («ученик») можно перевести как «тот, кто идёт следом». Китайские наставники понимали это как мистическое перевоплощение ученика в своего учителя. А отсюда и странный метод обучения Конфуция: кажется, он говорит ни о чём, всю жизнь проводит в беседах, а не в чтении лекций.
Он заставляет ученика соучаствовать в работе своей мысли, требует от него живого сопереживания, добиваясь передачи знаний «от сердца к сердцу». И когда в словах
Конфуций учит на примерах из древности, он рассказывает бесконечные истории о правителях и мудрецах, живших сотни лет назад. Для него история – не набор фактов, его не очень интересует, когда и что произошло, как это интересовало бы современного историка. Конфуцию важно другое: как повёл себя человек в той или иной ситуации, сумел ли проявить человеколюбие, выполнил ли свой долг, не нарушил ли Ритуал? История для китайцев будто соткана из забавных анекдотов, но в них заключён немалый смысл. Учитель заставляет учеников как бы выверять себя древностью – и в этом заключается сам метод учения Конфуция.
Но вот вопрос: чему следует учиться? Сам Учитель говорил: «Я не отношусь к тем, кто родился со знаниями. Я люблю древность и благодаря этому, проявив понятливость, приобрёл их».
А значит, учиться надо лишь одному – древности, точнее тому порядку, который существовал когда-то у предков, чтобы воспроизвести его в сегодняшней жизни.
Именно «учиться», а не «изучать». Ведь изучение предусматривает определённый метод, сложную теорию, проверку этой теории практикой. Для конфуцианцев такое «изучение» древности было неприемлемо, человек должен был своим сердцем, своим сознанием прикоснуться к древним мудрецам. Это было чисто мистическое проникновение.
Как-то ученик Конфуция Цзы-гун спросил своего Учителя:
– Почему Кун Вэнь-цзу прозвали «вэнь» («Просвещенным»)?
Конфуций ответил:
– Он был быстр и способен в учении. Он не стыдился испросить совета. у тех, кто стоит ниже по положению. Вот почему его именовали «вэнь».
Конфуций делает основной упор на обучении, однако полагает, что даже в образовании надо придерживаться срединного Пути, который и есть Дао. Не случайно Конфуций говорит: «Если естество в человеке одолеет культуру – получится дикарь. Если культура одолеет естество – получится книжник. Лишь тот, в ком естество и культура уравновешены, может стать благородным мужем».
VII, 7
Учитель сказал:
– Даже если кто-то принесет мне лишь связку сушеного мяса, я никогда ему не откажу в обучении.
VII, 8
Учитель сказал:
– Я не наставляю тех, кто не стремится к знанию. Я не обучаю тех, кто не сгорает от нетерпения получить Знание. Я не повторяю своих наставлений тому, кто не способен по одному углу отыскать три остальных.
VII, 22
Учитель сказал:
– Даже если мне встретятся три человека – и у них непременно найдется чему поучиться. Возьму то, что есть в них хорошего, и буду этому следовать. А на том, что есть в них дурного, постараюсь себя исправить.
VII, 18
Учитель постоянно говорил о «Каноне песнопений» («Ши цзин»), «Каноне истории» («Шу цзин») и соблюдение Правил. Вот этих вещах он мог наставлять без устали!
VII, 25
Учитель обучал четырем наукам: культуре (вэнь), [истинным] поступкам, преданности и искренности.