Тайный советник вождя
Шрифт:
Парадокс: Гитлер с часу на час ждал сообщения о полной победе на Волге, а германский Генштаб озабочен был возможностью удержания Ржевско-Вяземского выступа, если русские начнут наступление в центре. На всякий случай создавали запасную оборонительную линию западнее Вязьмы, по Днепру. И полностью прохлопали немцы самое главное: подготовку мощного русского контрнаступления именно в районе Сталинграда, в степях, где просто невозможным казалось сосредоточить скрытно большое количество войск. Как детишек, как школяров-недотеп вокруг пальца обвело немцев наше военное командование. Советские войска концентрировались в указанных им районах в обстановке полной секретности. Ставка методично, хладнокровно, с учетом нескольких вариантов, без спешки, но наверняка готовила обещанный народу праздник.
Операция предстояла такая, какой не бывало в военной истории: и по размаху, и по количеству войск, и по намеченным целям. Привлекались три фронта: Юго-Западный генерала Н. Ф. Ватутина, Донской генерала К. К. Рокоссовского и Сталинградский, которым командовал А. И. Еременко. Они должны были выполнить сложнейшую триединую задачу: прорвать вражескую
Сработавшиеся, отлично понимавшие друг друга, Жуков и Василевский являли собой монолитный неформальный руководящий центр, настолько действенный и своеобразный, что его просто сопоставить не с чем. Тем более что центр этот, не отягощенный аппаратом, мог быстро перемещаться туда, где был нужен в данный момент. Требовалось ответственное решение на месте Жуков и Василевский сразу же принимали. Требовалось действовать через Москву — у каждого из них было в столице свое ведомство, у каждого влияние в Ставке. Иосиф Виссарионович вполне оценивал эту самосложившуюся форму управления и использовал связку Жуков — Василевский на самых важных участках в течение всей войны.
Утро 19 ноября выдалось туманное. Шел снег. Авиация не летала. Для немцев начинался будничный день. И артиллерийский грохот, на огромных просторах разорвавший утреннюю тишину, оказался для врага столь же внезапным, как это было у Погорелого Городища. Но там была только репетиция, мощь и размеры начавшегося сражения были на порядок выше.
Военные знают, что полного успеха нельзя ожидать ни от каких стратегических планов. Всегда встретятся неожиданные препятствия, что-то придется переосмысливать, менять на ходу. Конечно, имелись шероховатости и в Сталинградской битве, но в целом успех был достигнут блестящий, грандиозный и беспримерный. До 24 ноября немцы вообще не могли понять, что происходит. В короткие снегопадные деньки их авиаразведка не работала, многие линии связи были порваны, уничтожены. А когда погода улучшилась и авиация поднялась в воздух, немцы обнаружили, что советские войска уже со всех сторон обложили сталинградскую группировку, советские ударные части, наступавшие с двух сторон, сомкнулись возле города Калач, плотно замкнув кольцо окружения.
У вражеского командования оставалась надежда на господство в воздухе: разбомбить, остановить, уничтожить прорвавшиеся советские дивизии. Это всегда был их козырь. Но просчитались и тут. До сей поры немцы имели дело под Сталинградом с 8-й воздушной армией генерала Хрюкина Тимофея Тимофеевича, которую считали малочисленной, не способной оказать серьезного противодействия. Так оно и было. В августе 1942 года 4-й воздушный флот генерала Рихтгофена, развернутый в Придонье, имел в боевом строю 1200 самолетов различных типов, а противостоявшая ему армия генерала Хрюкина всего лишь 77 машин. Но немцы прозевали тот момент, когда нашу 8-ю воздушную укрепили новыми авиадивизиями, новой техникой. Прозевали и то, что в районе действий полностью развернулись 16-я и 17-я воздушные армии. Ну, насчет этих армий можно понять, но ведь с 8-й у немцев был постоянный боевой контакт и все же удалось скрыть изменения в ней. "Даже Хрюкина прохрюкали!" — веселился по этому поводу Георгий Константинович Жуков. Спохватились гитлеровцы, да поздно. Несколько дней борьба в небе шла на равных, но к концу ноября немецкая авиация была перемолота, в воздухе господствовали теперь советские истребители, советские бомбардировщики и штурмовики громили вражеские войска. Над окруженной группировкой не осталось никакой крыши. Даже дырявой. Летали, правда, по ночам транспортные Ю-52, доставляли продовольствие и боеприпасы. Но с каждым разом все меньше. Их сбивали. Вскоре подступы к окруженной группировке превратились в огромное кладбище для немецкой транспортной авиации. Ни вражеское командование, ни сам Гитлер не могли, безусловно, смириться с тем положением, в котором оказались. Они вообще еще не осознали случившегося. Все шло хорошо, и вдруг — крах?! Так не бывает. Это последний всплеск русской силы, их агония. Воспользовались просчетом. Теперь надо исправить ситуацию, отбросить и окончательно добить советские войска. Нанести сильный удар с фронта. А Паулюс ударит из кольца. Русские окажутся между молотом и наковальней. Уж теперь-то у них, безусловно, нет никаких резервов, способных помешать этому.
Две недели потребовалось немецкому
Пришла пора нам вспомнить, наконец, о двух страдальцах, об отстраненном от командования Южным фронтом генерале Малиновском и члене Военного Совета дивизионном комиссаре Ларине. Где же они оказались после тяжелых неприятностей, пережитых в Москве, после того как Сталин дал им возможность искупить вину, а если не оправдают доверия — "пенять на самих себя"? Исчезли куда-то два крупных военачальника, и мало кто знал, чем занимаются, какое задание выполняют. А доверие им было оказано высокое, работа поручена сложная.
То, что предпринял тогда Сталин, можно называть по-разному. Предусмотрительностью. Коварством. Железной выдержкой — как угодно. В тяжелейшие дни обороны Сталинграда он с невероятной скупостью, в минимальном количестве разрешал бросать туда подкрепления, только чтобы не сдать город, не развязать руки немецкой группировке. Казалось, что все новые формирования, все новое вооружение шло в войска, которые должны были окружить вражескую группировку. И окружили. В тех условиях все это само по себе представлялось невероятным. А Сталин предусмотрел уже и следующий ход, известный лишь очень узкому кругу лиц: затевая крупнейшую операцию, мы подстраховали себя от неожиданностей и случайностей. Двум опытным военачальникам Малиновскому и Ларину приказано было создать в Тамбовской провинции новую армию. Конечно, генерал и комиссар получили назначение с понижением, но иногда и понижение бывает не ущемляющим достоинства, позволяющим раскрыть свои возможности.
Армия, получившая название 2-й гвардейской, рождалась в обстановке строгой секретности и должна была по количеству и качеству, по вооружению и другим показателям стать самой сильной среди имевшихся у нас формирований подобного рода. Вот куда поступали воины, выписавшиеся из госпиталей, закаленные в боях. Вот куда щедро шла новая техника. Одна существенная деталь. Еще с гражданской войны Иосиф Виссарионович считал, что наиболее стойкими и дерзкими являются части, укомплектованные моряками, сошедшими с кораблей. Не буду сейчас объяснять почему, но это действительно так. Там, где они сражались — всегда успех. Ни один город, который защищали моряки, не был сдан немцам, а если и оставлен, то лишь организованно, по приказу свыше. Они прославили Одессу и Севастополь, Мурманск и Ленинград. А Москва, в боях за которую особенно отличились морские бригады! Не случайно же в сорок втором году Сталин поручил адмиралу Кузнецову снять с кораблей еще сто двадцать тысяч краснофлотцев и морских офицеров. Морскую пехоту бросили туда, где особенно трудно. Так вот: во 2-й гвардейской армии моряки составляли половину, может быть даже больше. А начальником штаба к Малиновскому направлен был очень хороший, знающий работник — генерал Бирюзов Сергей Семенович (будущий маршал). И очень удобное географическое положение занимала в районе Тамбова 2-я гвардейская: в случае необходимости ее можно было быстро перебросить на угрожаемый участок хоть под Москву, хоть к Воронежу, хоть к Сталинграду. Немцы на свою беду не знали об этом.
12 декабря деблокирующая группировка гитлеровцев двинулась от станции Котельниково к Волге. И сразу стало понятно, что 51-й армии ее не удержать. Верховный Главнокомандующий приказал ввести в сражение 2-ю гвардейскую. Выйти на рубеж речки Мышковы, что на полпути между Котельниково и Сталинградом, остановить и разгромить наступающих немцев. Для командующего армией и дивизионного комиссара наступил решающий день.
Очень сильной была 2-я гвардейская. В ней два стрелковых корпуса, каждый из трех дивизий, со своим танковым полком. В ней механизированный корпус и танковый корпус, много артиллерии, много автомашин. Не враг как таковой страшен был ей, страшны были время и расстояние. Немцев отделяло от Мышковы менее пятидесяти километров. Заслоны нашей пехоты могли лишь на краткий срок задержать гитлеровцев. А воинам 2-й гвардейской, чтобы достичь Мышковы, надо было пройти от места выгрузки двести километров, огибая с юга окруженную группировку. Дороги были заметены сугробами, днем было тепло и валил мокрый снег, а ночью прихватывал мороз. Армия шла без отдыха, люди опережали застрявшую технику, тащили артиллерийские орудия, минометы, пулеметы, боеприпасы. И достигли Мышковы чуть раньше немцев. Сначала наиболее выносливые бойцы, небольшие подразделения, роты и батареи. Разгорелось сражение, в которое с обеих сторон вливались все новые и новые силы. А метель не прекращалась, войска перепутались, ни наше, ни немецкое командование не представляло, что происходит. Окруженные в Сталинграде гитлеровцы уже ликовали, слыша далекую канонаду. Многие судьбы повисли на волоске, да и судьба всей грандиозной операции, судьба всей войны тоже.