Тайный Союз мстителей
Шрифт:
Как-то жена посылает тебя в подвал — снеси, мол, пустые банки из-под компота. А внизу там сыро, темно. И вдруг ты видишь: в углу кто-то сидит. Ты даже вздрагиваешь. У тебя захватывает дыхание. На куче тряпья сидят Грит и Станек. Здесь, стало быть, еще нашлось местечко для их дружбы, здесь они припрятали свое детское счастье! «И это называется — государственная измена!» — думаешь ты. И представляешься себе таким несчастным, что готов выть от боли.
«Ах, это вы тут! — восклицаешь ты и страшно удивлен, что вообще оказался способным произнести хоть слово. —
Но вот ты снова поднялся наверх, а жена не может надивиться — оказывается, банки-то ты принес обратно.
О том, что ты видел в подвале, ты ни с кем не говоришь, даже с Грит. Одобрить ты этого не можешь — боишься вмешательства властей, запретить — тоже. И все же ты проклинаешь эту дружбу. Лучше б ее никогда не было! И ты тянешь, дрожишь за них, все надеешься — как-нибудь обойдется.
Но вот настает день, когда, открыв почтовый ящик, ты обнаруживаешь повестку. Вместе с Грит тебе приказано явиться в Югендамт [2] .
2
Югендамт — гитлеровское ведомство по делам молодежи.
У них существует там что-то вроде политического отделения для молодежи. «Попечитель» в мундире СД [3] . На вид вполне симпатичный, улыбается, и ты уже волнуешься, как бы Грит не проболталась.
«Ну как, барышня? — обращается он к Грит. — Как поживаете?.. Хорошо, да? Превосходно. И твой дружок тоже хорошо? Или, может быть, нет?»
«Нет у меня друга», — отвечает Грит и даже краснеет при этом.
«Попечитель» смеется, знаешь, весело так смеется.
«Скажите пожалуйста! Барышне, должно быть, стыдно, что у нее есть друг. А ведь уже такая большая, взрослая почти!»
3
СД — гитлеровская служба безопасности.
«Нет у меня никакого друга!» — тихо повторяет Грит, и вот уже слезы катятся по ее щекам.
«Попечитель» утешает ее, гладит по голове.
«Ну, ну, успокойся, я же не хотел тебя обидеть».
Итак, на сей раз нас отпускают. Однако он выходит в коридор и, значительно так поглядывая, говорит:
«Надеюсь, что нас неверно информировали. И это было бы лучше и для вас».
Вы с дочкой идёте домой, и ты думаешь о чем-то своем, а на самом деле ни ты, ни она не отваживаетесь сказать друг другу хотя бы слово. Дома ты привлекаешь ее к себе — тебе хочется почувствовать, что Грит здесь, что она жива, и она рыдает на твоем плече. Ты даешь ей выплакаться.
«Маленькая моя, дорогая моя Грит», — вот и все, что ты можешь сказать ей.
Позднее, когда она уже немного успокоилась, к тебе снова возвращается твоя трусость. Ты просишь Грит:
«Дорогая моя девочка, не играй больше со Станеком, не играй, прошу тебя! Времена сейчас не те!»
Она
Входит жена. Один взгляд — и она понимает, что произошло. Но ничего не говорит, все еще предпочитает держаться в стороне. Но ты чувствуешь: и она ускользает от тебя. Она думает так же, как думает Грит или, во всяком случае, лучше понимает дочь, чем ты. Глаза выдают ее. Ты чувствуешь себя загнанным в угол.
Следующие несколько недель тебе немного легче. Ворона за окном каркает и каркает, а Грит сидит дома. Ты и не подозреваешь, что они договорились: встречаться не сразу после сигнала, а определенное время спустя. Ты уже чуть-чуть успокоился и вдруг — снова повестка.
На этот раз тебя просят подождать в приемной. Грит входит к нему одна. Через стенку ты слышишь, о чем они говорят. «Попечитель» еще любезнее, чем при первой встрече, он болтает о том о сем, смеется, говорит Грит комплименты, как будто она уже взрослая. Немного журит ее. Ты прямо видишь перед собой его гладкую физиономию!
«Такая красивая девушка, настоящая немка, — говорит он, — и с кем связалась! Нехорошо это с твоей стороны, Грит. В этом ты меня разочаровала».
Но Грит твердит свое: нет у нее никакого друга, никакого друга у нее нет.
«Ну хорошо, — говорит «попечитель», — я тебя и не прошу выдавать мне секретов. Но тем не менее кое-что я должен тебе сказать. — Он делает паузу, и ты в каждом кончике пальца ощущаешь: сейчас произойдет то, чего ты все время так боялся. Ты готов ворваться к нему и перегрызть ему горло. Но ты вдруг отяжелел, не в состоянии двинуться с места.
«Ты — хорошая девушка, — говорит он, — хорошая немецкая девушка. А Станек — грязный поляк, у него — вши, он — вор. Не подходит он тебе совсем».
Некоторое время ты слышишь только стук крови у себя в висках.
Грит вскакивает.
«Неправда! — Слезы слышны в ее голосе. Потом еще раз: — Неправда!»
«А ты неразумная девушка, Грит! Я ведь не лгу, — слышится его голос. — Вчера вечером Станек опять попался в воровстве».
«Неправда! — кричит моя дочь. — Станек не вор. Я знаю. Он был у меня вчера вечером».
Ты вскакиваешь и подбегаешь к двери кабинета. По правде говоря, ты давно знаешь о том, в чем сейчас призналась Грит. Ты просто прятал голову в песок. Грит сильнее тебя, честнее.
Держа ее за руку, ты выходишь на улицу. «Попечитель» что-то говорит тебе, но ты ничего не понимаешь. Да это и все равно, говорит он или молчит. В городе жаркий летний день, и ты дивишься, как это может быть!
Грит гладит твою руку и молчит. Только гладит твою руку…
На следующий день, когда ты возвращаешься с работы, она выбегает тебе навстречу.
«Пап, ничего не случилось?»
Ты качаешь головой. Говоришь:
«Нет, ничего не случилось, может быть, и обойдется».
Мы шагаем по нашей улице, и ты спрашиваешь: