Тайный воин
Шрифт:
Светел пел плохо. Сам это понимал. Голос-корябка, отёсанный выученным умением… Глухарь, возмечтавший с лебедями летать! И на гуслях Светел так же играл. Знал, как надо, наторил руки, а истого дара не было. Дед Игорка сперва его гнал: «Ступай, дитятко, уставляй лыжи…»
Но соседи не привыкли, Чтобы парень брал кугиклы! Злая тётка Розщепиха Начала бояться лиха: «Ты давай-ка их сюда, А не то придёт беда!» Лишь отец махнул рукою: «ВашиЖогушка, смеясь, подхватился на ноги, замахал рукавичками, заплясал. Зыка поднял голову, насторожил уши… стал нюхать воздух… снова улёгся. Светел сделал страшные глаза:
Бабка с горя хвать полено: «Отберу – да об колено!.. Я в него вложила душу, А балбес меня не слушать?!» Рассадила внуку бровь, По лицу пустила кровь. Сорок зол с того удара! Обронил кугиклы Сквара, Плачут девки, плачут дети, Горше всех – братище Светел, Плачет бабка, плачет мать – Кровь пытаются унять.Давний случай и, в общем-то, ералашный. Подумаешь, рубчик в полвершка, было бы о чём поминать! Пустяковина – а Светел знай себе припевал, и вместе с ним веселились и тревожились гусли. «Сказ долгим быть обязан, – учил дед Игорка. – Сам суди, люди только уши развесят, усядутся поудобнее… а ты уже замолк! Другой раз и сказывать не попросят!»
С той поры в деревне нашей Никого не гонят взашей, Если кажется соседке, Что иначе пели предки. Лишь бы складно ты гудил, Голосницы выводил.– Братик, – сказал Жогушка.
– Что?
– Братик, ты светишься…
Светел опустил голову. Вздохнул, кашлянул.
Я бы слушал песни брата От рассвета до заката. До полуночных созвездий Мы бы с ним сидели вместе, Всё про милое вчера Толковали до утра…Обратно Светел шёл медленно. Тащил саночки, нагруженные изрядным бременем хвороста. Жогушка у него на плечах угрелся, притих, кажется, начал клевать носом. Светелу теребить братишку не хотелось. Однако проверить, не белеет ли этот самый нос, было всё-таки нужно. Пока он раздумывал, Жогушка вдруг сказал:
– Снегирь!
– Где? – обрадовался Светел.
– Вон там!
На краю болота мрел густой ельник, некогда щедро кормивший смолистыми шишками целое птичье царство: снегирей, чижей, кривоклювых клестов. Холмы прикрывали ельник от ветра, комочек алого пуха одиноко рдел на серебряной ветке
Светел оборол искушение стукнуть в дерево, проверить, взлетит ли снегирь. На всякий случай прошёл внизу тихо-тихо. Чтобы не свалился прихваченный стужей комочек, не опечалил братёнка. Только отдалившись, привычно спросил:
– Я тебе сказывал про снегиря?
Спрашивал в тридевятый раз, но Жогушка радостно подался вперёд, ручонками в рукавичках обхватил его голову:
– Расскажи!
– На ветвях, на хвойных лапах, в лесе, где полно зверей, жила пара снегирей. Жили-были, не тужили, снегирихе молодой порно стало вить гнездо. Только сладили жилище и милуются сидят, глядь – кукушки к ним летят! Вот ведь лихо так уж лихо! «Ты подвинься, снегириха! Дай нам место для яйца!..»
– Ан напали на бойца! – воинственно подхватил Жогушка.
– Так сказал снегирь отважный: «Не попустим силе вражьей! Чтобы, значит, сын кукуший нашу будущность порушил? За троих чтоб ел и пил, деткам гибель причинил? Вы как ястребы пестры…»
– Разберёмся, сколь храбры!
– Тут пошла у них потеха. Мал снегирь, а всё помеха! Бьются бешено и зло, крови ужас натекло! За детей не жалко душу – отогнал снегирь кукушек! Спас жену и снегирят! С той поры его наряд…
Светел умолк на полуслове. Забыл, о чём и речь-то была. Они вышли из-под елей, поднялись на увал, где начинался бедовник. Светел сразу увидел лыжника, мчавшегося к ним со стороны деревни. То есть не лыжника – лыжницу. Жига-Равдуша летела через снежную пустошь, лёгкая, сильная, невыразимо прекрасная. Светел закрыл рот, стал смотреть, как она приближалась.
– Мама, – удивился Жогушка.
Зыка отчего-то разволновался. Стал поскуливать, оглядываться на лес.
Равдуша подбежала вплотную, диво разрушилось. Ресницы у неё примёрзли к щекам, словно она плакала всю дорогу.
– Мама, что?.. – успев подумать обо всём сразу, тревожно выдохнул Светел.
«Сквара вернулся. Нет, от Сквары не отбежала бы. Бабушка взяла померла. Нет, от бабушки тоже… С моей жаровенки изба занялась! – Он даже окинул взглядом тучи, ища дымный столб. – Геррик с сыном завернули… искать обещались… плохие вести доставили…»
Ни то, ни другое, ни третье. Равдуша с ходу бросилась, схватила у него Жогушку. Оглядела, ощупала, словно не чаяла живого найти. Принялась гладить и целовать – жадно, исступлённо. Целый, тёплый, весёлый… даже носик не побелел…
На Светела она смотреть избегала.
С него быстро облетали снегириные перья заступника и надёжи. Он наполовину догадался о чём-то. В груди сперва стало невыносимо горячо. Потом – пусто и холодно.
«…Аодх… брат…»
Опёнок так и подскочил. Завертел головой. Жогушка силился высунуться из-за материного плеча. Он тоже что-то услышал.
«Аодх… брат… помоги…»
Стон, летевший как будто из дальнего далека, был полон боли и непомерной усталости.
Зыка неуверенно вилял хвостом между хозяином и хозяйкой. Тут он громко заскулил, взлаял… вдруг поскакал, проламывая целик, прямо на полдень, в сторону леса. Светел торопливо сдирал с плеч алык. Ремни цеплялись за берестяной чехолок, Светел сбросил и его тоже.
«Рыжик! Рыжик!.. Что с тобой? Где ты?..»
«…Помоги…»
Уже дыбая во все лопатки следом за Зыкой, Светел рассмотрел золотую тень над обломанными лесными вершинами. Симуран держался в воздухе из последних сил. Чуть взмывал, почти падал. Пытался дотянуть до бедовника и не мог. Всё-таки зацепил макушку сосны, безмолвно обрушился вниз, увлёк с собой лавины рыхлого снега. Только мелькнули в белом потоке гаснущие пламена крыльев.