Тайный воин
Шрифт:
Айге сдержанно рассмеялась, покачала головой:
– И что ты ему ответил, брат?
– Я ему велел складывать сундук и убираться подобру-поздорову. Остальным он уже преподал необходимое, а больше им вряд ли понадобится.
– У твоего подкрылыша выговор правобережника, – заметила Айге.
– А он и есть дикомыт. Я его в Житой Росточи взял.
– Владычица вправду коснулась паренька, тут Галуха не ошибся, – кивнула Айге. – А сам ты не пожалел, брат, что взял дикомыта? Получится из него воин?
Ветер ответил
– Ещё какой!
Айге вновь кивнула, дескать, посмотрим. Улыбнулась Инберну:
– Славным угощением ты нас почтил, высокостепенный державец! У тебя, верно, тоже наглядочек подрастает на смену?
В спальный чертог Сквара ввалился на неверных ногах, как раз после того, как на пол рухнули очередные два топчана. Под крики и ругань он нашарил свой, уцелевший, забрался под одеяло. Ознобиши рядом не было, но Скваре даже не хотелось шептаться. Скорее бы свернуться клубком, уронить голову в пахнущую пёсьей шерстью мякоть подушки… вообразить красный осенний лес… брата Светела, бегущего по тропинке…
Когда всё успокоилось, зазвучал голос Хотёна.
– Одну ножку вперёд, другую назад, – завистливо рассказывал гнездарь. – Садятся так и ещё на стороны припадают…
Троим лучшим лыжникам было позволено внести в хоромину стол, расстелить браный столешник. А потом – немного посмотреть, как готовились к пляскам заезжие ученицы.
– Да ну, – не поверил Шагала.
Судя по оханью и кряхтению лежака, он пробовал повторить.
– А ещё ложатся на животы – и кольцом ноги, прямо к ушам…
– Штаны-то, – жадно спросили из темноты, – штаны-то, поди, втугую натягивались?..
– Ноги к ушам? У них что, хребтов нету совсем?
Бухарка вздохнул:
– Вот чем себя трудить надо было, а не кулаками сдуру махать.
Сквара пригрелся, начал уплывать в тёплые облака.
– Слышь, дикомыт!
– Ну…
– А тебя на что звали?
Сквара неохотно приоткрыл один глаз:
– Сказывать велели, кто это из подземелий в двери скребётся…
Все замолчали.
– Да пел он, – проговорил Лыкаш, но не очень уверенно.
Дверь скрипнула. Воробыш подавился и замолчал. Хотён ругнулся от неожиданности. Шагала испугался, с головой юркнул под одеяло.
Вошёл Ознобиша, засидевшийся в книжнице. Мальчишеская сарынь сперва притихла, потом стала смеяться, потом на удивлённого Зяблика стали шипеть. Тот, постояв немного, ощупью пробрался к себе.
– Пел? Кто пел?
– Да Скварка.
– А раз пел, почто ещё не в холоднице?..
– Ну его, ты про девок давай!
Шаткий топчан накренился, как льдина. Ознобиша ткнулся лбом Скваре между лопаток. Опёнок вздохнул. Светел ещё бежал к нему, тянулся обнять, но между ними воздвигались сугробы, росли чёрные каменные стены, вились, угрожая сбросить, раскаты снежных дорог…
– Сами вбеле румяны, ручонки тонюсеньки,
– А ножки?
Шагала, уставший гнуться пятками к голове, заявил со знанием дела:
– Правская девка вся круглая быть должна! Чтобы щёки – ух! И титьки – во!
Ребята постарше засмеялись:
– Экий знатель!
– Титьку небось мамкину только видел!
– И ту не помнит поди!..
– Слышь, Хотён! А у девок мякитишки-то… во – или как?
– Ври складней, Хотён, – посоветовал Ознобиша.
Гнездарь вдруг смутился:
– С обильным телом в кольцо не больно совьёшься…
– Всё равно, – сказал Пороша. – Обильное, оно радостней.
– Ты сказывай, не томи!
Ознобиша хихикнул:
– Чтобы и на рожны сесть было не жалко…
– Маганку бы сюда. Мы тоже мораничи, нам воля!
Топчаны снова заходили от смеха.
– Как там кабальной в кладовке, прочно замкнут? С вилами не наскочит?
– Хотён! Про Маганку другой раз побакулим, ты про захожниц давай!
– А что про них, если ни сиськи, ни…
В дальнем углу размечтались, стали вздыхать:
– Где-то им у нас перины постелены…
– Была разница, если не здесь.
– Взяли бы да сюда вдруг пришли! На честную беседу…
– А ты им челом бил? Пряничков с орехами припасал?
Скваре примнилось движение в темноте. Какое, откуда – понять он не успел. Их с Ознобишей лежак затрещал, обрушился.
Пришлось просыпаться, под общий хохот попирать босыми ногами холодный каменный пол, обарывая тягу остаться досыпать как есть, на перекошенных досках. Пусть неудобно и холодно, но хоть снова не упадёт…
Пока возились, разговоры в опочивальне постепенно иссякли. Кто-то ещё мечтал самолично изведать, вправду ли пришлые девки выучены борьбе, но язык заплетался.
– Я понял, – прошептал Ознобиша, когда братейки выправили топчан и прижались под одеялами.
– Ну…
Сквара вроде никакой работы нынче не делал, а затомился, будто камни ворочал. Стоило растянуться в тепле, жёсткий лежак начал невесомо покачиваться, баюкать.
– Я понял, – повторил Ознобиша.
Сквара приоткрыл один глаз:
– Ну?..
– Лихарь взбесился, когда я из хвалебника читать начал. Он сам мне велел… уставшим победные ноги сбивать… а потом чуть душу не вынул… Ведь неспроста?
– Ну, – промычал Сквара. Затих.
Они об этом непременно подумают. Вместе подумают. Потом, не сейчас…
– И ещё надо будет те восемь топчанов уронить, – мстительно приговорил Ознобиша. – Где Хотён.
Сквара неожиданно вздрогнул, приподнялся на локте.
– Что?.. – насторожился Ознобиша.
Вместо ответа дикомыт ужом вывернулся из-под одеяла, беззвучно ускользнул с топчана. Ознобиша улёгся было поудобнее, но потом вздохнул, почесал затылок и тихонько, ощупывая деревянный край, прокрался следом.