Тайный враг
Шрифт:
— Отец. — Положил богатырь руку на плечо Елея. Он решил называть его так, пусть и не положено вроде до свадьбы, но плевать он хотел на все эти «положено». Отец его невесты отныне и его отец, чтобы не случилось.
— А? — Мутные бесцветные глаза поднялись и посмотрели в лицо — Сынок. Ты приехал… А я вот не уберег Алинушку нашу. Прошляпил… — Слеза скатилась по изрезанными морщинами пьяному лицу.
— Ты можешь толком мне объяснить, что случилось. — Взвелся Федогран. — Кругом одни недомолвки. Она жива?
Тот пожал плечами, отхлебнул
— Вроде жива. Но он тебя требует.
— Кто он? Хватит пить, в конце концов. Я не узнаю тебя. Действовать надо. — Парень вырвал из рук кружку и швырнул в стену. — Рассказывай.
— Седмицу назад она по грибы пошла. Время сейчас самое то, закрома набивать. Лес щедро делится с тем, кому не лень. Любава, жена кузнеца, чтоб она сдохла, змея подколодная, ее с собой позвала, мол она место тайное знает, где белых много. Ушли вместе, а назад эта гадина, одна возвернулась, и сразу в терем воеводы. И ведь как изменилась. Всегда застенчивая, незаметная. Откуда наглость такая в ней образовалась.
— Кацикин. — Говорит она. — Федограна к себе требует. Ежели не придет, то Алинушку мою по кусочкам возвращать будут.
— Ничего не понимаю — Юноша посмотрел в трезвеющие глаза. — Причем тут Любава?
— Так она и есть тот подсыл. — Врезал по столу кулаком Елей и зашипел от боли. — Купили ее тем, что пообещали дочке мужа хорошего сосватать. Дура баба верит, что Вул ее дочери лживым богом подарен, авансом за измену. Я ее едва не убил, когда узнал.
— А что же Перл?
— Что Перл. Любит кузнец ее. Говорит. Задурили женке голову. Готов идти Алинку спасать, дабы прощенье бабе своей вымолить. Да только Чернобог только тебя видеть хочет, и непременно одного, или убить Алинку грозится. Так бы давно дружиной княжеской спасать отправились. Вот тебя ждем.
Елей встал, пьяно покачиваясь, и вдруг упал на колени:
— Федогранушка, помоги! Все что есть отдам! Спаси дочку.
— Ты сдурел старый. — Вскочил Федогран и склонился над рыдающим у его ног отцом невесты, пытаясь его поднять. — За кого ты меня принимаешь. Встань немедленно.
— Верни Алинушку, заклинаю. — Не унимался тот.
Много уже пережил за свою недолгую жизнь Федогран. Смерти в лицо смотрел. Но вот такое с ним случилось первый раз. Он растерялся. Как себя вести с отчаявшимся человеком. Молящим тебя о том, чего ты и сам хочешь сделать. Совсем еще недавно гордым воином, а теперь ползающим у ног и унижающимся перед тем, кто его уважает.
Парень сел на лавку, пододвинул к себе две кружки и налил в них хмельного стоялого меда.
— Сядь отец. Выпьем.
Подействовало. Тот поднялся и рухнул рядом на скамью. Вытер рукавом мокрые от слез глаза выпил одним залпом напиток:
— Прости. Веду себя как баба истеричка. Дошел до отчаяния. Столько всего передумал, пока тебя ждал. Ничего на ум не идет. Дочку спасать надо, а как это сделать не знаю.
— Я поеду
— Он убьет тебя. — Покачал головой воин.
— Не первый раз мне на смерть идти, пока выкручивался как-то. Жив еще как видишь. Да и в этот раз помирать не собираюсь. Да и жениться я на твоей дочке хочу, а мертвым такого не получится. — Улыбнулся Федогран, и Елей улыбнулся в ответ. Встал, расправил плечи и обнял парня.
— Надежду ты мне подарил. Спасибо.
В дверь избы громко, видимо чем-то тяжелым постучали, и вошел Щербатый. Поморщился недовольно, подошел к столу, сел на лавку, налил себе в кружку меда, отхлебнул, и выплеснул остатки на пол.
— Гадость. Сколько судеб это зелье сгубило, не сосчитаешь. Тебя Елей я ему не отдам. Вставай. Пошли к воеводе. Ждет он вас с Федограном. Меня вот послал. А сюда сейчас девки придут, приберутся и проветрят. Неча славному воину в хлеву жить. Горе хмельным не лечится, его делами исправлять надо. Нака вот. Выпей. — Он вытащил из складок плаща темный пузырек, и налил темно-зеленую жидкость в кружку. — Голову поправь. Разговор серьезный будет.
— Я с Любавой хочу поговорить. — Встал Федогран.
— Сначала к воеводе. — Поднялся знахарь.
— Нет. — Парень упрямо мотнул головой и сверкнул глазами. — Подождет воевода. Сначала к Любаве пойдем. Веди старик. Пока с подсылом Чернобоговским не поговорю, разговора с Митрохом не будет.
Она сидела на ворохе соломы, одной рукой прикованная цепью к бревенчатой стене узилища, другой прикрываясь от света факела. Бабушка божий одуванчик с глазами служительницы, в церкви продающей свечи, сама невинность. Не старая вроде женщина, ей не было еще и пятидесяти, выглядела старухой. На фоне своего огромного мужа — кузнеца она всегда оставалась незаметной. Никто не мог подумать, что она способна на подлость.
— Почему? — Федогран не стал пояснять вопрос. Зачем? И так все понятно. Он воткнул в держак на стене факел, и опустился рядом на массивный табурет.
Она вздрогнула, словно получила пощёчину, опустила глаза, и не ответила.
— Говори, Любава. Хочу понять. Я же был вашим другом, я помог твоей дочери обрести счастье, а ты ударила меня в самое больное место. За что?
Слеза капнула на морщинистую ладонь. Голова в цветастом платке поднялась и потухший взгляд голубых глаз устремился мольбой в лицо героя.
— Прости. Это как наваждение. Дура. Поверила. Он пришел ко мне во сне. Сказал, что дочь моя останется старой девой, и не видать мне внуков, но обещал помочь. Тут как раз ты со слезой Морены, и сватовством. Он все приписал себе:
— Видишь! — Сказал. — Это тебе авансом. Будешь меня слушаться, получишь еще больше, и дочь будет счастлива и внуков будет много. И богатства неисчислимые, и здоровье и долголетие. Все будет. Все для тебя сделаю. Только служи мне и моему богу. Уверенно говорил. Поверила я.