Тающий мир
Шрифт:
Второй неудачный побег произошёл через день после выхода из карцера. Хоть ему и сотрясли башку, но мозги кипели – и созрел план: подкупить надсмотрщиков, дабы они выпустили его на свободу. Деньги Шмеля собирал через «шестёрок». Придя в уютненькие апартаменты главного надзирателя, Дырнявкин вывалил перед ним всю наличку (все сто три грессо) и приступил к формулировке своего предложения.
Ровно через три минуты дверь кабинета главнадзирателя распахнулась, и оттуда головой вперёд вылетел Шмеля. Запуск был произведён ногой начальника. Вдобавок к такому досадному обороту – ещё парочка дней в карцере.
Больше всего к
Рыл он долго и методично. Через два дня Шмеля понял, что затея удаётся на славу, осталось ещё чуть-чуть… В радужных мыслях он проковырял последние метры и… очутился в караульном помещении тюрьмы, где набирала обороты попойка, а именно – корпоративка. Шмеля высунул башку из проделанной им дыры в земляном полу и узрел дюжину потных и красных рож надсмотрщиков. Неизвестно, что конкретно творилось там после, но попытка очередного побега закончилась для Шмели Дырнявкина уже не «одиночкой», а лазаретом. Так что с бегством из неволи пришлось снова повременить – башка не варила, да и почки не казённые. Третий месяц он здесь, а как постарел – в свои двадцать пять выглядит на все сто. И нечего дивиться нездоровому сну.
***
…Колония пробуждалась. До утренней переклички ещё было ждать и ждать, но следовало почистить зубки извёсткой, умыться и проделать другие процедуры – не успеешь до звона колокольчика, с которым ходит дежурный надзиратель и проверяет гигиену заключённых, считай, останешься без завтрака и работать будешь вдвое больше.
Шмеля, кряхтя, встал с нар. Он был больным зэком, измученным карцером и побоями вертухаев, а больному эльфу работать вдвое больше ну никак нельзя, тем более с его авторитетом в колонии – нет-нет, а и зачморят, как фуфела. Что поделаешь – здесь свои законы. А вот тюремная администрация представлялась Шмеле в виде карликового олигофрена с пузырями соплей до подбородка, косыми глазёнками и кривыми ножками. По крайней мере, распорядок дня придумал настоящий дегенерат.
Ну что это такое – дорожные работы на реке? И при всём при том, асфальт необходимо ложить на дно реки. А обязательный просмотр пошлых газетёнок? Там же бабы голые нарисованы! Нарочно злят? Зэк, годами не видевший, не нюхавший и не трогавший женщину, за такие шуточки ведь и прирезать может. А чего стоят кретинские прыжки через скакалку вместо послеобеденного сна? Мол, хоть вы и никогда не выйдете на свободу, но спортивную фигуру должен иметь каждый. Однако это фигня по сравнению с сифонными клизмами, когда тебе в задницу вводят футовый наконечник и накачивают тебя ведром воды из той же реки, в которую ты укладываешь асфальт. Так, на всякий пожарный. Но – КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Уважаемая администрация, брызгая экскрементами, заботится о вашем здоровье. На завтрак вместо манной каши дают какие-то пилюльки, в обед – кипяточек с плавающими в нём сухариками и теми же пилюльками, а на ужин подают картошку, которую
Сегодняшний завтрак уж точно не пришёлся на праздник. Правда, начальство внесло в утренний рацион разнообразие – всем выдали, помимо таблеток, вилки. Нашёлся даже один на мозги обиженный эльф, попробовавший наколоть на вилку свою порцию.
Шмеля «принимал пищу» за одним столом с сокамерниками. Дрюня, толстый эльф, но добряк, каких свет не видывал, брал таблетку, откусывал от неё кусочек, ложил пилюльку на место и начинал работать челюстями так, словно жрал кость бизона. Лицо его при этом становилось младенческим, и не верилось, что он поджёг свой домишко вместе с женой и детьми, причём пригвоздив детей к полу, а жёнушку избив до потери сознания.
Совсем не так, как Дрюня, кушал свои таблетки Никудаус Перц, «шестёрка», мальчик на побегушках, дешёвка и подлиза. Он был старше Шмели, а какался в штаны, как грудной ребёнок, да и в носу поковыряться был не дурак. Вот и сейчас, посасывая свой завтрак, Никудаус методично вертел мизинцем, думая, очевидно, добраться до мозга. Увы, палец оказался короче, чем он хотел. Но попытки Никудаус не бросил, с остервенением впихивая мизинчик по самую костяшку.
Другой Шмелин сокамерник, Эвинк Дубус, видя, как «шестёрка» уже дошла до исступления, треснул вилкой по макушке Перца. С таким, как Эвинк, имеющим за плечами сорок одну убиенную девушку, шутить не следовало.
– Баста! – прорычал он. Никудаус от полученной плюхи взвизгнул, но не возразил, хлопая длинными ресницами. – Ни стыда, ни совести! Ты где, падла, находишься?
– В столовой… – прошептал Перц и втянул голову в узкие плечи.
– Ну так и не порти аппетит! – С этими словами Эвинк впихнул в рот последнюю пилюльку и, швыркая, запил её пойлом, которое лишь по недомыслию называлось чаем.
– Покорнейше прошу простить… – совсем скис Никудаус.
– Ты ещё поспорь! – грохнул по столу кулаком Эвинк. – Тебе перед пацанами-то не стрёмно, гнилушка?.. И куда только родители глядели? – повернулся он к Шмеле. – Аморальная личность выросла!..
Тот согласно кивнул:
– Да вообще впадлу с таким в одной камере находиться! – Никудаус всхлипнул. – Срамота!
Перца прорвало. Он упал лицом в тарелку и зарыдал в голос. Уж очень его пристыдили, а с последним словом Шмели все комплексы, притаившиеся в тёмных уголках неокрепшей детской психики Никудауса, вырвались наружу.
– Нытик слабосильный! – решил его добить молчавший до этого Дрюня. Никудаус взвыл на октаву выше.
Над разнесчастным Перцем можно было бы вволю поизмываться, однако веселье троих дружков грубо прервал нарисовавшийся надсмотрщик.
– Дырнявкин! – гаркнул он. – К главному надзирателю – бегом марш!
– За каким лешим? – нагло отозвался Шмеля, пытаясь «качнуть права». Вместо ответа надсмотрщик огрел Шмелю по шее ладошкой. – За что?! – обиделся тот.
– Пасть закрой и делай, что велят.
Сердце Шмели подскочило к горлу, зависло там и плюхнулось затем в штанишки. Ой, не зря его зовёт начальник, что-то будет – либо карцер, либо опять почки ныть начнут.
Шмеля медленно поднялся со скамейки и, сцепив руки за спиной, под пристальным взглядом вертухая направился к выходу из столовой.