Те десять лет
Шрифт:
В том же 1955 году в Женеве, впервые за послевоенный период, состоялось совещание глав правительств четырех великих держав с участием Булганина, Хрущева, Молотова, Жукова, Эйзенхауэра, Даллеса, Идена, Макмиллана, Фора, Пине. Так возник «дух Женевы», предвестник отступления «холодной войны». Вернувшись, Хрущев сказал, что во время встречи особо «подружился» с Даллесом: «Он был там главным». Никита Сергеевич не раз использовал «дружбу» с Даллесом. По-видимому, он вцепился в Женеве в этого американского деятеля с большой силой. Во всяком случае, на приемах, где бывали иностранные журналисты, часто говорил: «Что-то мой друг не держит слова?» —
Не все в международных отношениях развивалось в ту пору просто и легко. Однако многое менялось к лучшему. В Женеве было решено содействовать обмену делегациями и отдельными специалистами. Американцы сразу же воспользовались этой возможностью… Готовились к поездкам первые наши специализированные делегации: строителей, работников сельского хозяйства, медиков, архитекторов, журналистов.
В начале октября 1955 года несколько советских журналистов «выхлопотали» визы в США. Сама эта процедура получила в то время довольно широкую международную огласку. Все уперлось в требования американской стороны получить от нас отпечатки пальцев на въездных документах. Не тут-то было, журналисты наотрез отказались: «Мы не преступники, это не в наших традициях». На приемах в иностранных посольствах Хрущев допекал американского посла этими самыми «отпечатками», поддразнивал западных журналистов: «Что же вы не заступаетесь за своих коллег?»
Наконец, после множества предупреждений и советов нас впускали в самую свободную из всех свободных стран мира, оговорив, правда, что едем мы как частные лица, не можем рассчитывать на содействие правительства Соединенных Штатов и вообще на чье бы то ни было, — словом, мы отправлялись на свой страх и риск. После поездки в США в 1945 году небольшой группы советских журналистов нам, спустя десять лет, предстояло вновь «открывать Америку».
Поездке придавалось важное значение. Нас принял министр иностранных дел Молотов. Расселись за длинным столом в его кабинете и выслушали сухо изложенную лекцию по международным проблемам, двусторонним отношениям между СССР и США. Затем мы попросили Молотова ответить на вопросы.
Были они, конечно, более чем наивными. Пить или не пить «пепси» и «кока-колу», принимать ли приглашение американцев погостить несколько дней в их семьях, чего бояться, чего не бояться? Советы звучали вполне конкретно. Ведите себя свободно, непринужденно, но держитесь всей компанией, не стоит бродить по городам в одиночку. Иллюзия повторения знаменитого путешествия Ильфа и Петрова, тешившая наше воображение, растаяла.
В заключение Молотов сам вернулся к вопросу о «кока-коле». Стало известно, что он этот напиток не употребляет, а кроме того, дело не в его качестве или вкусе. «Кока-кола» — олицетворение американского империализма и экспансии. Так надлежит понимать вопрос.
Когда в Москве появились ларьки с вращающимися буквами «Пепси-кола», Молотов был еще жив. Мне доводилось встречаться с ним в ту пору; естественно, разговор на эту тему я не заводил, но про себя вспоминал ту давнюю беседу. «Шараханья» наши иногда удивительны. Стараниями Министерства внешней торговли мы подписали тогда своего рода «сделку века»: отправляем американцам лучшие сорта коньяка, шампанского и получаем взамен жидкость сомнительного состава. Остается надеяться, что не литр на литр.
Главное, о чем мы просили тогда Молотова, — разрешить отправиться в США пароходом. Молотов задумался:
Нет уже в живых многих людей той поры нашего «открытия Америки». Войнич, Фейхтвангера, Робсона, Грейс Келли, Мерилин Монро, дочери Кропоткина, сына Амфитеатрова. «Ду ю лайк Америка?» — до сих пор звучит в моих ушах, и до сих пор я не нашел однозначного ответа на этот вопрос. Говорят, чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. Сколько же потребуется проглотить ее, чтобы узнать страну и народ?
Пакетбот «Иль де Франс», на котором мы плыли, черно-белый красавец, водоизмещением около сорока тысяч тонн, давно уже разрезан на куски и отправлен в переплавку. Он спешил в Америку в последний раз, отгоняя зеленую атлантическую волну со скоростью в 24 узла.
Мы вообще были в центре внимания пароходной публики. Капитан Жан Камилья дал обед в честь советских гостей. Оказалось, что этажом выше, первым классом устроился Кингсбери Смит — известный американский журналист, он и стал нашим покровителем. Узнав, что мы не можем рассчитывать в Штатах на чье-либо содействие, Смит познакомил нас со многими пассажирами, мы запаслись рекомендательными письмами и почувствовали себя увереннее.
Что там говорить — это было замечательное путешествие. Непередаваемая игра красок на волнах и в небе, теплое солнце, красивые женщины, прекрасная кухня. С утра до вечера мы толкались по палубам, демонстрировали свою «непринужденность». А вечерами, когда гремел джаз и мы показывали наши «русские» «па» в танго и фокстротах, пароход, во всяком случае его женская половина, был на нашей стороне. Кингсбери Смит шутил: «Самое время поднять над кормой красный флаг». Он, по-видимому, не ожидал такой симпатии к советским людям.
— Ну как, братцы, — то и дело спрашивал Борис Полевой, непререкаемый глава нашей группы, — помните, кто надоумил плыть пароходом?
Идея действительно принадлежала Борису Николаевичу, и все искренне хвалили его.
Однако пришел час, когда Полевой перестал напоминать о том, кто был инициатором морского путешествия, — «Иль де Франс» врезался в шторм. Океанские волны стали похожими на цепи гор, покрытых шапками пенящихся снегов. Эти горы движутся, пакетбот вползает на вершину одной, второй, третьей, кажется, у него нет больше сил, он замирает, корпус судна начинает вибрировать, трещать, вылетают, как бабочки, и исчезают в пучине тяжеленные рамы палубных террас — все кончено, идем ко дну. Но нет, летим к подножию водяной горы, карабкаемся вверх, и так час за часом, кажется — вечность. «Пропади оно пропадом это морское путешествие, — думает каждый. — Уж лучше один раз упасть вместе с самолетом, чем так мучиться».
Никто из наших, к счастью, не страдает морской болезнью. При всем страхе очень хочется есть. Отправляемся на обед, держась друг за друга, валимся всей цепочкой на пол. Хорошо, если наклон совпадает с направлением нашего движения, тогда акробатический номер проходит быстрее — мы просто все вместе съезжаем к входу в ресторан. Там пусто, ни одного человека. Официанты таращат испуганные глаза: «Эти русские все-таки пришли». Повара готовят пищу и чем-то нас кормят. Бармен приносит бутылки с красным кьянти, и мы учим его одним ударом выбивать пробку.