Те, кому никто не верил
Шрифт:
Прошло три недели. Никаких попыток подыскать новое место наш жилец не предпринимал. Настя больше не звонила, на мои мейлы отвечала неопределенно. Раздражение домашних возрастало с каждым днем. «Ты должна с ним говорить!» – кипел муж. «Вот сам с ним и поговори», – предлагала я. «Можно подумать, что это я его сюда поселил! Тебе он не мешает.
А о нас ты подумала?» Муж был не прав. Свалившийся на голову жилец, в первую очередь, мешал именно мне. Он вечно путался под ногами, декламировал свои стихи, хватал котлеты со сковородки, стирал в общей машине свои походные ботинки, грузил детей своей экологией. Просьбы не хватать котлеты и не стирать ботинки воспринимал без обиды, но продолжал поступать по-своему. Мысль о том, что он зависнет у нас навеки, приводила меня в отчаяние. Все мы теперь стремились как можно меньше бывать дома. И вот в футбольном клубе
– Я давно хотела с тобой поговорить, – тихо сказала она. – Сколько мы должны за этот месяц? Не волнуйся, он скоро вернется в семью. Обычно он отселяется на месяц-полтора, не дольше.
– Обычно?
– Да, такое уже бывало трижды, и никто из друзей его больше принимать не хочет, а денег у него нет.
В ее голосе звучала усталость, покорность судьбе и вместе с тем – спокойное достоинство.
– Он уволился из университета?
– Уволился? Он никогда там не работал. Вел одно время семинары, на добровольных началах, но к нему никто не записывался… Он и до отъезда не зарабатывал. Всех нас содержала я. Мы потому и уехали – там мне трудно было в одиночку тянуть четверых…
– Нина, ты поэтому ушла от него?
– Ушла от него? – непонимающе переспросила она.
Я смутилась.
– Ты поэтому…
Она вдруг повеселела:
– Это он тебе рассказал? Неужели ты считаешь, что при моем образе жизни у человека остаются время и силы на любовные приключения? Леня постоянно следит за мной. Приезжает в город, выслеживает меня в обеденный перерыв. Он знает в лицо всех моих сослуживцев. При малейших подозрениях – закатывает сцены. В тот день я вышла на кофе с мужем приятельницы. Он обещал мне помочь пристроить Леню учителем в воскресную русскую школу. Дело не из простых, Леню ведь еще фиг уговоришь, нужно было продумать как все это подать… И вот сидим мы с мужем приятельницы – славный такой дядька в возрасте, веселый, отзывчивый – а из-за колонны выскакивает Леня. Я-то привыкла за эти годы, а перед мужем приятельницы было так неудобно.
– И ты терпишь? Столько лет терпишь? Его дурацкие выходки? И то, что он сидит у тебя на шее?
– Все познается в сравнении, – невозмутимо ответила она. – Первый муж бросил меня с грудным младенцем. Родители кричали, что я сама кругом виновата. Подругам было не до меня. Леня единственный приехал меня навестить, мы вместе пошли гулять с младенцем. Один этот миг навеки сделал его родным человеком. Жить ему было негде. Он переехал ко мне. Сидел с ребенком, когда я вышла на работу. Сам он до отъезда немного работал – символически, семинары вел. Ему было важно чувствовать себя частью литературного процесса. Я поддерживала эту иллюзию, как могла. Пока моей бухгалтерской зарплаты хватало, он мог себя воображать великим поэтом. Здесь ему, конечно, пришлось сложнее. Начались все эти фантазии о соперниках, переезды к друзьям. Поэту нельзя без терзаний. Потерпите его еще, если можете, не выставляйте. Пусть он вернется сам.
Тренировка между тем закончилась. Мальчики высыпали из раздевалки.
– Нина? – спросила я вдруг. – А где вы с Леней познакомились?
– Так мы ведь знакомы с семнадцати лет, вместе учились в Литинституте…
– Ты пишешь? – изумилась я.
– Да куда мне! Времени нет, – отмахнулась она.
Мы обменялись мейлами и телефонами и дружески попрощались.
Когда мы с сыном вернулись домой, поэта в подвале не было. Он как будто почувствовал, что мы его раскусили. Я погуглила Нину и только тут поняла, что слышала ее фамилию еще до отъезда. У нее вышло шесть книг. Последняя из них – буквально полгода назад.
Ухожу
Я вернулась с работы пораньше, засунула в рюкзак лэптоп, одежду на пару дней и вышла из дома. Столько лет об этом думала, а все получилось так буднично. Аня два дня как на своей стажировке, прислала мне пару коротких сообщений, – сомневаюсь, что хоть раз за этот месяц позвонит отцу – а там уже и университет.
Стоило ли так долго ждать ради Ани? В восемнадцать лет людей мало интересуют страсти родителей. Я всего-то прошла один квартал, а уже свободный человек – и пусть Кирилл сам ищет свою расческу, пижаму, кофеварку и все прочее, похищенное интервентами за 20 лет нашей совместной жизни, все то, что я «куда-то дела». Пусть повисают в воздухе бесконечные «из-за тебя я опоздал
Снимать пока ничего не буду, отдышусь несколько дней, поживу у Риты или у Алены. Обе давным-давно предлагали мне переехать к ним, если станет невмоготу. Дети у всех выросли, места много, я никого не стесню. Я уже позвонила сегодня с утра Рите, сказала, что ухожу от Кирилла. Она заметно воодушевилась, воскликнула: «Ты все-таки решилась!» и сразу предложила мне переночевать у нее. Мы сто лет с ней знакомы. Аня училась с ее дочкой с первого класса – они дружили, потом поссорились, потом опять сошлись, но на наши отношения с Ритой это не влияло. Рита своя в доску. Все эти годы я знала, что в пяти минутах ходьбы у меня есть подруга, на которую можно положиться. Рита никогда не работала. Дом у нее образцовый, как выставка, но душевный.
В саду – беседка, водопад и растения четырнадцати сортов.
Я почти дошла. Рита обо мне позаботится.
И вдруг мне становится смешно, что я ушла так недалеко. Решиться на эпохальный шаг, чтобы в результате оказаться буквально на соседней улице? Ездить на работу тем же автобусом? Проходить по утрам через тот же парк? И о чем я собираюсь круглосуточно разговаривать с Ритой? Что нас объединяло, кроме возраста детей? Что я, в сущности, знаю о Рите? Все эти годы мы обсуждали только дочек и мужей – ее Гоша тоже не подарок – ничего отвлеченного. Беседы по душам всегда были с Аленой. С ней мы знакомы со студенческих лет, однажды даже в горы вместе ходили и заблудились. Когда у Алены был роман с троюродным братом, никто об этом не знал, только я. Жаль, что теперь мы редко видимся. Всего-то другой конец города. Интересно, Алена уже дома? Надо ей позвонить. Узнав, что я ушла от Кирилла, Алена вздыхает. Неужели она за меня не рада? Впрочем, Алена осуждать и переубеждать не станет. Я хорошо ее знаю. «Можно мне приехать?» «Конечно», – грустно отвечает она.
Пятьдесят минут спустя я стою на Аленином крыльце и звоню. Никто не открывает. Я толкаю дверь и едва успеваю увернуться – мимо пролетает ваза для фруктов, за ней – кухонная утварь непонятного назначения: Аленин муж прекрасно готовит. Я недоуменно оглядываюсь по сторонам: на стене – дыра, под ногами – осколки. В прихожей появляется заплаканная Алена. «Не обращай внимания, – виновато говорит она. – Боря, когда напьется, всегда так. Проходи, я постелю тебе в гостевой. Он сейчас переночует в бане, протрезвеет». «Часто у вас так?» «Нет, пару раз в месяц. Это у него вроде разрядки – покричит, что я сломала ему жизнь, и успокоится. Кузена моего вспоминает…» «Вы с ним опять?» «Что ты, – устало вздыхает Алена, – я его не видела двадцать два года». «А почему же Боря?» «Ну, ему нужен какой-то повод. Он покричит, выпустит пар, посуду побьет. Потом поедет покупать новую. Это его займет на какое-то время. Ты же знаешь, он у нас по кулинарной части. У человека должен быть интерес в жизни… Да что мы все про него. Ты-то как? Такое решение, неожиданное…» «Почему неожиданное? Я же столько лет собиралась!» «Так мы все собираемся. Боря, как напьется, каждый раз собирается. Идет в баню, там за ночь трезвеет. Утром едет за новой посудой… Ты голодная?» Алена начинает горько плакать. Я усаживаю ее в кресло. Собираю осколки. Привожу дом в порядок. Возвращается с работы Аленин сын. Алена оживает, начинает хлопотать. Мне становится неловко. Я обнимаю подругу и ухожу.
Пятьдесят минут спустя я стою на Ритином крыльце и звоню. Открывает растерянный Гоша, говорит: «Рита ушла». «Можно, я ее здесь подожду?» Гоша молча кивает и оставляет меня одну. Я сижу на диване в гостиной, читаю почту. Гоша собирает пса на прогулку. «А скоро она будет?» «Кто? – переспрашивает он. «Как кто? Твоя жена!» «Она от меня ушла. Сегодня утром. Кто-то ей позвонил, не знаю. Она обрадовалась. Собрала вещи и ушла. Без объяснений».
Я вхожу в дом, в котором жила последние двенадцать лет. Мне кажется, будто я вернулась из дальнего путешествия. Поперек двери, как обычно, валяется портфель Кирилла.