Те, кто любит. Окончание

Стоун Ирвинг

— Ричард Генри Ли — высокий и худощавый, выглядит деловито. Он стал сенатором. У Роджера Шермана из Коннектикута светлая голова, и он судил здраво, но, когда жестикулировал, становился вульгарным. Ныне же Шерман — запевала в палате представителей. Джон Джей — усидчивый студент и хороший спикер. Ныне он — Верховный судья.

За ее столом трапезничали и вели приятные беседы сенатор Джон Лангдон из Нью-Гэмпшира, который первым сообщил Джону, что Конгресс посылает его во Францию. Приходили также давние знакомые Джона — Чарлз Кэррол из Мэриленда, Джон Ратледж из Южной Каролины, Джордж Клаймер, скромный, отрешившийся от дел торговец из Пенсильвании, и многие другие, вместе с которыми трудился

Джон, формируя правительство. Прочно связанные между собой, они были объединены внутренним убеждением, что сделанное их интеллектом, биением сердец, многолетними усилиями не останется втуне.

Неистребимое чувство ответственности не позволило Джону хотя бы раз уклониться от роли председателя на затяжных и зачастую злобных дебатах сената. Не прошло месяца, и он научился гасить петушиные бои, избегая вмешиваться в дискуссии. Абигейл хорошо понимала подспудные детали споров. Наиболее яростно возражавшие Джону, когда он сидел за столом председателя, приезжали в Ричмонд-Хилл на ее вкусные дружеские обеды.

Чаще всего гости сетовали:

— Его дело председательствовать, а не вести за собой сенат.

Тем не менее Джон стал символом власти, его плотная, волевая фигура воспринималась как своеобразное выражение конституции и правительства.

— При каждой схватке в Конгрессе, — признался семье Джон, — всегда находились такие, кто осуждал правительство и говорил, что оно долго не устоит. Я слышал это от представителей Новой Англии и от южан. Однако каждый пережитый день — еще один шаг к стабильности.

Завершив работу в Гарварде, Чарлз осел в Нью-Йорке и корпел над книгами в адвокатской конторе Джона Лоуренса. Абигейл уточнила, что дошедшие до нее сведения о его вольном поведении соответствуют истине. Он был повинен в том, что Бостон называл «безрассудством»; его связь с озорной группой, которая ранее нанесла ущерб репутации Ройяла Тайлера, привлекла внимание жителей Новой Англии.

Ныне он исправился. Он избегал светских развлечений, по утрам сопровождал отца в Федеральный зал, затем ехал в контору Лоуренса и возвращался с отцом в четыре часа на обед. Вечерами он занимался в своем кабинете, участвовал в тех компаниях, где бывал отец или полковник Смит.

Абигейл удивлялась, почему Чарли часто сопровождает свою сестру в поездках в воскресенье на Лонг-Айленд и проводит день в семье полковника Смита. И почему Салли Смит так регулярно посещает Нэб и мальчиков, приезжая в Ричмонд-Хилл. Салли была четвертой дочерью в семье Смит, ей исполнилось двадцать лет, она обладала превосходной фигурой и миловидным личиком и держалась просто. Абигейл никогда не приходило на ум, что девятнадцатилетний Чарли, которому предстояла трехлетняя стажировка, прежде чем он сможет зарабатывать на жизнь, окажется настолько глупым, что увязнет по уши в любви. Но в семье Адамс Чарли был самым непредсказуемым ребенком, он меньше всех находился под контролем суровых предков-пуритан и их предписаний. Он имел неосторожность влюбиться.

Нэб была счастлива в обществе родителей. Она научилась умело управлять прислугой, благодаря чему ни Абигейл, ни гости не замечали семейных трудностей. Полковник Смит, получивший пост начальника полиции, вновь стал важным лицом, он сажал под арест судовладельцев, пытавшихся ввезти контрабандные товары или же уклониться от уплаты пошлины.

Нэб подшучивала:

— Я была воспитана на рассказах о том, как шесть поколений Куинси, Бойлстонов, Смитов и Адамсов ввозили патоку контрабандой в обход таможенных чиновников.

Джон настаивал, чтобы ради возвышения поста президента сенаторы закрепили за ним особые почести и тем самым повлияли на европейские дворы. Сенаторы дали ему от ворот поворот, заявив,

что главное исполнительное лицо должно именоваться всего лишь как «президент Соединенных Штатов», и сенат и палата представителей вынесли соответствующее решение. Джон хотел ввести тщательно разработанную церемонию посещения президентом сената, дабы придать высокую торжественность такому событию, используя в качестве примера порядок посещения королем Англии парламента. Сенат согласился с тем, что президент может иметь специальное кресло и ничего более. Спускаясь по крутому склону Гудзона, чтобы прогуляться под парусами в теплый сентябрьский день, Джон жаловался Абигейл:

— У меня больше возможности управлять лодкой, чем руководить сенатом. Я понял: пост вице-президента ничтожен в нашем новом правительстве. У меня нет полномочий делать добрые дела в исполнительной, законодательной и судебной областях. Я всего лишь венецианский дож, удел которого заводить часы.

Абигейл откинулась на корму лодки, подставив солнцу свое лицо и рассматривая противоположный берег, берег штата Нью-Джерси.

— Для человека, ставящего столь низко свою должность, ты слишком верен ей. Ты не пропустил ни часа дебатов.

— Я не должен пропускать. Я знаю свой долг. Но должность не для моего характера. Она лишена активности. Время от времени мне хочется слезть с мешка, набитого шерстью, спуститься вниз и высказать свое мнение по обсуждаемым вопросам… Но этого нельзя допустить. Ну, я хотел, чтобы должность…

— Я бы не сказала, что ты совсем отстранен. Я слышала, что некоторые из твоих голосований, выводившие дело из тупика, вызывали, скажем прямо, фурор.

Его глаза приобрели серо-зеленый цвет, наподобие цвета воды Гудзона под полуденным солнцем.

— Такие дни восстанавливают мои духовные силы. Не говоря уже о злопыхательстве в мой адрес.

Предполагалось, что сенат будет федеральным по составу, на самом же деле он сформировался из людей, полных решимости служить своим локальным, региональным интересам. Все соглашались, что центральному правительству нужны деньги, чтобы действовать; сенаторы были едины и в том, чтобы заставить платить не свои штаты, а другие. Когда Джон выступил против пошлин на патоку, являвшуюся главным предметом ввоза в Массачусетс, и тарифы были снижены, его обвинили в том, что он всего лишь вице-президент Новой Англии, а не Соединенных Штатов. Когда же он отдал свой голос в пользу тарифа на рафинированный сахар, производившийся Пенсильванией, он стал нравиться пенсильванцам; когда помог отклонить предложенный налог на соль, ущемлявший мелких фермеров, то пограничные штаты признали его суждение честным и беспристрастным. Затем он ввязался в дебаты о праве президента снимать руководителей департаментов без одобрения сената. Джону никогда ранее не доводилось выслушать столь несдержанные обвинения, вопли и демагогию при обсуждении того, что сенаторы считали ущемлением их прав в пользу исполнительной ветви власти. С помощью отдельных убедительных и разумных правовых доводов Джон развенчал одного за другим своих оппонентов. В итоге голоса разделились поровну, и он смог бросить на весы свой решающий голос. Институт президентства был еще более упрочен.

Борьба имела странные последствия. Появились слухи, что Джон Адамс сражается за дополнительные полномочия президента в надежде, что когда-то займет этот пост, и заранее готовит такую правительственную структуру, которая позволит ему контролировать все ее звенья. Короче говоря, стать монархом Америки!

Широко раскрытые глаза Абигейл выдавали ее удивление:

— Джон, есть ли истина в таких утверждениях?

— Что я хочу стать монархом?

— В том, что однажды ты будешь президентом.