Те, кто выжил
Шрифт:
— Да ладно, Коль. Чего старое вспоминать?
— Ты ж его вспомнил, не я. Объясни мне одно, Митя, с чего это ты сегодня решил бузу в деревне устроить?
— Да баба моя меня достала. Я ее послал…
— Это мне известно. Спрашиваю о другом, неужели самогон настолько мозги затуманил, что ты напрочь перестал соображать?
Дмитрий вздохнул:
— А черт его знает! Сам не пойму, как все вышло. Ярость обуяла нечеловеческая!
Горшков согласился:
— Это точно, нечеловеческая!
Из-за кустов показалась мать Дмитрия:
— Коль, ну че он?
Участковый усмехнулся:
— Сама не видишь? Отдыхает после трудов праведных!
— Ты его, случаем, не зашиб?
— А что, надо было?
— Да господь с тобой! Это он когда пьяный дурак, а так ничего, не хуже остальных
С торца дома неожиданно возникла супруга задержанного:
— Значит, Тонька во всем виновата? А ты, стерва старая, с обмылком-сыночком своим — ангелочки, да? Не угадали! Ответит теперь Митька за все! А я на него такую бумагу накатаю, что загремит, козел, в тюрьму лет на десять!
Тетка Клава рванулась к снохе.
Николай поднялся, приказал:
— А ну, отставить бардак! Так, Клавдия Григорьевна, и ты, Антонина, в дом и по разным комнатам. Узнаю, что схлестнулись, обеих закрою к чертям собачьим! Ясно?
Женщины подчинились. Тонька без лишних разговоров пошла в хату. Тетка Клава задержалась:
— Коль, а че ты теперь с Митькой делать будешь?
— Расстреляю на хрен за сельсоветом — и все дела!
Стукачева побледнела, совершенно не воспринимая и доли иронии в голосе участкового:
— Как так? Не имеешь права! Где это видано, чтобы в наше время к стенке без суда и следствия?
— Чего ж тогда глупый вопрос задаешь? В КПЗ для начала посидит твой сыночек. Районное начальство решит, что с ним делать дальше!
Стукачева, придя в себя, заискивающе взглянула в глаза Горшкова, попросила:
— А может, отпустишь его, Коль, непутевого? Тапереча он тихий будет. Ведь не чужие, поди?
Горшков отрицательно покачал головой:
— Не получится, тетка Клава. Воспитывать твоего бестолкового сыночка надо, от пьянки лечить, иначе в следующий раз он тебе же голову и снесет! Все, базар закончен. Шагай в избу!
Отвернувшись от Стукачевой, Горшков пнул носком сапога Митяя:
— Вставай, а то простынешь!
Тот заныл:
— Как же я встану, без рук?
— Молча! А не встанешь сам, то я тебе помогу, но лучше не доводить до этого!
Стукачева кинулась к сыну, помогла ему. Николай не стал мешать. Как только Дмитрий, весь облепленный грязью, предстал перед участковым, тетка Клава направилась к крыльцу, вслед за снохой. Оценив внешний вид задержанного, Николай остановил Стукачеву:
— Ты вот что, тетка Клава! Принеси в участок чистой и сухой одежды. Телогрейку и еще чего теплого из одежды. В КПЗ холодно и сыро.
Ничего не ответив, мать Митьки скрылась в хате.
Николай подобрал ружье, валявшиеся на земле гильзы. Снял с задержанного наручники:
— Пойдем!
— Через всю деревню в таком виде под конвоем вести будешь? Позволь здесь переодеться, чего матери в администрацию таскаться? Будь человеком, Колян!
Николай, будучи по натуре человеком жестким, упрямым, но отходчивым, махнул рукой, доставая очередную сигарету:
— Хрен с тобой, переодевайся! Только смотри, Дмитрий! Попытаешься скрыться, отловлю, и тогда не обижайся. Получишь по полной, как лицо оказавшее сопротивление при задержании. Не шуткуй!
— Да куда скрыться? От вас разве скроешься? Обложите, как волка, да статей вдогонку нацепляете!
Горшков усмехнулся:
— А ты, гляжу, отошел. Трезво рассуждаешь.
— Протрезвеешь здесь. Эх, жизнь наша бекова… мать ее!
Вскоре Николай закрыл Дмитрия Стукачева в камере предварительного заключения, составив соответствующий протокол, но о произошедшем в РОВД Кантарска не сообщил, посчитав, что при необходимости всегда сможет сделать это. В райотделе быстро ухватились бы за Стукачева и, недолго думая, возбудили уголовное дело. Начальству для отчетности край как нужны такие вот дела.
Закончив с оформлением протокола, Николай вышел на улицу. Увидел, как в сторону реки с веслами на плече спешит Карасик — Михаил Володин, слывший на деревне первым рыбаком. А точнее, браконьером, так как рыбу ловил исключительно сетями, имея полное взаимопонимание с инспектором рыбнадзора, являвшимся его племянником. Горшков давно хотел прекратить это безобразие, но в бытовухе повседневной как-то не доходили руки.
Горшков вышел к Оке, когда Карасик начал проверять первую сеть. Сколько их стояло по реке, было известно одному Володину. Сегодня это узнает и участковый. Выбрав сухое место в прибрежных кустах, Николай стал следить за деятельностью Карасика. Браконьер работал профессионально. Лодка почти не останавливалась. Из воды Володин выхватывал кусок сети, и на дно посудины один за другим летели приличные по размеру лещи, подлещики, плотва. Попадались и щуки.
Карасик, закончив с первой сетью, переплыл ко второй, стоящей метрах в пятидесяти против течения от первой. Николай прикинул, сколько рыбы взял Карасик с одного захода. Вышло, что неплохо, а переведя на деньги, то совсем даже неплохо. В голове возник вопрос: если Володин имеет столько денег, то куда тратит их? Дом, в котором жил Карасик, ничем не отличался от других. Скотину его семья не держала, куры, утки да гуси не в счет! Птица была в каждой семье. Машины не имел. Копит? Собирает в чулок? Вполне может быть! Наберет нужную сумму, глядишь, и поставит особняк в Кантарске, а то и в областном центре. Но вряд ли! Карасика от реки не оторвать! Ради сыновей, которые в этом году заканчивают школу, старается? Не исключено. Нынче без денег в городе делать нечего. Но ладно, в принципе без разницы, куда девает деньги браконьер. Главное, что получает их он незаконным путем. Да, собственным трудом, тяжелым трудом, но… как ни крути… трудом незаконным! Хотя, признаться, и законы-то в стране далеко не всегда служат интересам народа. Но они Законы, а без Законов нет Государства. Государства, ради которого Николай с товарищами по армейской службе проливал кровь на безымянных высотах. С товарищами, подавляющее большинство которых так и остались навсегда лежать среди камней этих проклятых высот. Останки их, естественно, переправили в Россию и захоронили, где надо, но души ребят остались там, в Чечне. Вновь вернувшись к воспоминаниям, Николай тяжело вздохнул. Не отпускали его те страшные сутки, когда сводная рота вела ожесточенный, неравный бой с ордами наемников-головорезов. Вроде боль утраты должна бы и ослабеть, ведь за всех военнослужащих пятой роты десантники отомстили духам сполна. Однако боль по-прежнему рвала сердце Коляна. Почему? Не оттого ли, что кому-то из главарей моджахедов все же удалось избежать возмездия и коварной гюрзой уползти в ущелье за Косыми Воротами? Черт его знает! Но хватит об этом!
Карасик, посадив лодку в реку более чем на половину борта, закончил осмотр пятой и последней сети. Больше рыбных ловушек, по крайней мере, на этом участке, у него, скорей всего, не было. Да и куда еще?
Карасик и в мыслях не держал, что за его действиями следит участковый. Володин знал о похождениях Митяя и резонно просчитал, что участковому по-любому будет не до какого-то там браконьера. Со Стукачевым менту дел по горло хватит. А Горшкова, несмотря на свою наглость, Карасик боялся. И племянник Василий — начальник рыбнадзора предупреждал, чтобы Володин предельно остерегался семенихинского участкового. Васька говорил: если Карасик попадется Горшкову, то кранты. От Коляна не отбиться, не откупиться и начальством не прикрыться, потому как Горшков единственный в Кантарском районе Герой России, человек известный не то что в местном захолустье, но и в области и даже в Москве. Звезду Николаю сам президент в Кремле вручал, а это тебе не хухры-мухры. Вот и старался Карасик снимать улов, когда участковый был занят по службе, как сегодня. У того дел в деревне всегда хватало, и в район он часто выезжал. А то, что Володин открыто торговал рыбой, это уже участкового не касалось. Мало ли где Карасик взял ее? На удочку и донки наловил, поди проверь. Да и основную часть улова браконьер сбрасывал в Кантарске, местным продавая мелочевку, остатки, что не уходили в районе.