Те же и Скунс
Шрифт:
– Не иначе, тоже еврейчика поселила. Вот и хвалит его…
В магазине возле «Чернышевской» тётя Фира купила совершенно ненужную ей пачку соли и после глубоких раздумий добавила упаковочку спичек. И осознала, что решение, о котором она думала возле парадного, было принято.
Нельзя сказать, чтобы на душе сразу стало легко. Тётя Фира вышла на набережную и долго смотрела, как несёт свои воды шершавая, вспухшая за ночь Нева.
Ощутила в конце концов некоторое успокоение и направилась дальше уже без прежней дрожи в коленях. Даже
Свой порог она переступила с замиранием сердца: ей почему-то казалось, будто Снегирёв сидит посреди комнаты и со зверским выражением лица чистит большой пистолет. Ничего подобного. Он по-прежнему спал мёртвым сном, не догадываясь, какая эмоциональная буря происходила поблизости. Зато Васька вмиг прыгнул на пол и с требовательным курлыканьем устремился к хозяйке: сколько можно, давай корми наконец!..
Тётя Фира подхватила на руки пушистый тёплый комок, зарылась лицом в полосатую шерсть и неслышно заплакала.
Снегирёв выполз на свет Божий в четыре часа пополудни, да и то единственно потому, что его согнала с дивана самая простая нужда. Когда скрипнула дверь, у тёти Фиры чуть не выпала из рук стеклянная плошка с гефилте фиш, извлечённая из холодильника. Однако несчастный больной до того не походил на свирепого убийцу, что весь страх сразу пропал. Вернее, не пропал, а как бы перешёл в новое качество. Вдруг стало полностью ясно, что Алёшу не надо было бояться. А вот за него – ещё как…
– Доброе утро, тётя Фира, – тихо сказал Снегирёв, держась за дверь здоровой рукой. Его зримо пошатывало. Он выглядел жалким, нахохлившимся и облезлым, и температура у него была, если только тётя Фира ещё не ослепла, все сорок.
– Вас, может быть, проводить?.. – только и спросила она, со всей ясностью вспомнив, как Алёша однажды чуть не на руках носил её в туалет. Снегирёв отрицательно помотал головой и двинулся в коридор.
– Умоетесь – и немедленно обратно в постель, – напутствовала его тётя Фира. – Укольчик сделаем… общеукрепляющий… и кофием вас напою. Вам, Алёша, может быть, и не хочется, но надо непременно что-то поесть. Я сейчас цветной капустки сварю…
Сказка про чёрную масочку
Женя Крылов лежал чуть не в той же самой палате откуда сравнительно недавно выписался Плещеев. И его, естественно, столь же бдительно охраняли. Только на сей раз Кефирыч не балаганил возле двери, развлекая больных и невинно заигрывая с сестричками. Теперь его присутствие было незаметно для посторонних глаз пускай даже очень внимательных. С точки зрения непосвящённых всё выглядело так, как если бы эгидовцы во главе со своим шефом явились задать свидетелю случившегося несколько важных вопросов. И даже преодолели при этом некоторое сопротивление врачей.
«Свидетель» блаженно проглотил
Истине это всё соответствовало весьма относительным образом, но головную боль Плещеева составляло нечто совершенно иное. Пулковские, тихвинские, гаишник Мишаня, тайные делишки «Инессы» – да зарасти оно всё лопухами, не плещеевской конторе теперь об этом страдать. В тёмной водичке беззвучно ходила кругами гораздо более крупная рыба. Плещеев чувствовал биение её плавников. Осязал скользкий холод чешуи. Не мог только одного – ухватить.
– Ага, разглядел… – поскучнел вообще-то очень наблюдательный и ответственный Женя. – Во всех подробностях… Масочка на нём ещё, помню, чёрненькая такая была…
Сергей Петрович смотрел на него и думал, какие это две большие разницы: по возможности компостировать мозги бандитам – и напропалую врать своим же товарищам. Ему ли, Плещееву, того было не знать. Женя встретился с шефом глазами, что-то понял, но неправильно истолковал и обиделся:
– Ты-то, помнится, его в трёх томах… Когда самому по очкам засветили…
Пиновская и Дубинин, сидевшие как обычно в разных углах, молча обменялись быстрыми взглядами. Картина, по их обоюдному мнению, вырисовывалась прелюбопытнейшая.
– «Лоскут, бездельник», – задумчиво процитировал Саша. Он был большим дипломатом. – Дал я намедни плёночку Меньшову послушать…
Женя встрепенулся:
– И что?
– А ничего, – усмехнулся командир группы захвата. – Ни разу, говорит, в жизни своей не слыхал. Так это равнодушно… И тут же давай мне новую «мать» для Алкиного компьютера сватать. И уши, что характерно, холодные…
– Женечка, ты всё-таки попробуй, – ласково попросила Пиновская. – Напрягись, заинька, может, вспомнишь чего. Ну там, стиль… особенности какие…
– Ага… – Женя страдальчески закатил глаза. – Особенности. Поздний Тосицугу Такаматсу. Ранний Годзо Сиода и его почтенная матушка!.. Да прошёл он их, как пустое место! Особенности!.. Прихлопнул, как тараканов! И дальше пошёл!..
Лицо у Жени было обезображено жестокими побоями, почерневшие губы шевелились с трудом. Вспышка эмоций не прошла ему даром – спёкшаяся короста полопалась, выступила кровь.
– Женечка, не надо так кипятиться, капельница выпадет, – предостерёг Осаф Александрович.