Театр одного убийцы
Шрифт:
– Странно, что именно вы мне такое рассказываете, – усмехнулся Гуров. – В начале нашей беседы мне показалось, что вы испытываете к Воронцову теплые, дружеские чувства. А теперь, получается, помогаете ему утонуть?
– Жаль, что в ваших глазах все выглядит именно так, но у меня нет иного выбора, – развел руками Бельцев. – За несколько дней до смерти Левицкий стал особенно несдержан и несколько раз намекал на эти никому не ведомые материалы прилюдно. Нужно быть глупцом, чтобы не сделать из этого выводов о шантаже. И удивительно, что вам никто еще ничего не рассказал
– А что это за материалы такие? – поинтересовался Гуров, даже не пытаясь придать голосу интонацию безразличия.
– Если бы я знал, – сокрушенно вздохнул Бельцев. – Я и слышал-то только одни намеки. Причем не чаще, чем любой рядовой работник театра. Разве что узнал о шантаже раньше. Хотя я и не утверждаю, что это был шантаж. Может быть, между Воронцовым и Левицким просто существовали некоторые отношения, не слишком привычные для русского человека. Если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю, – усмехнулся Гуров, вспомнив, что несколько минут назад подумал то же самое об отношениях между Воронцовым и Бельцевым.
Сыщик не стал больше задерживаться в гримерной и поднялся наверх к директору театра. Группа экспертов уже к тому времени закончила свою работу и уехала назад в главк. Поэтому Воронцов сидел в кабинете один и очень удивился повторному визиту Гурова.
На вопрос сыщика о возможности существования шантажа в отношениях директора и худрука, заданный прямо с порога и в лоб, Воронцов, побледнев, твердо ответил, что ничего подобного не было Гуров попытался надавить на него, но директор стоял на своем.
– Владимир Владимирович, кого вы пытаетесь обмануть? – устало поинтересовался сыщик. – Поверьте, я не меньший профессионал в своем деле, чем вы в своем. И если вы с первого взгляда можете закричать актеру, как Станиславский, «не верю», то и я сразу вижу, когда человек от меня что-то скрывает. Вы же сами себя топите! Это моя последняя попытка убедить вас в необходимости откровенного разговора. После этого шансов на чистосердечное признание у вас не будет. Если вдруг вы окажетесь виноваты в смерти Левицкого, я уничтожу вас. Хотя бы потому, что вы посмели подставить Марию…
– Вы несете чушь, товарищ полковник! – хлопнув ладонью по столу, перебил его Воронцов.
Гурова этот жест не разозлил, а заставил засмеяться. Директор осознал всю глупость своего поступка и потупился. Продолжил разговор он уже более спокойным тоном, но от своей позиции не отказался.
– Повторяю вам, Лев Иванович, что Левицкий никогда и ничем не шантажировал меня, – едва сдерживая дрожь в голосе, проговорил Воронцов. – Ваши подозрения беспочвенны, а утверждения ваших осведомителей необоснованны. Я не убивал Левицкого хотя бы потому, что у меня нет ни одной причины для того, чтобы сделать это.
– А где вы были в момент убийства? – задал новый вопрос сыщик.
– Здесь, в своем кабинете. – В голосе директора все же было больше раздражения, чем испуга. – Господин Бельцев сказал мне, что меня
– И вы не слышали выстрела, находясь в шести метрах от места преступления? – недоверчиво поинтересовался Гуров.
– Видите ли, Лев Иванович, в театре очень часто бывает слишком шумно, и это мешает мне сосредоточиться, – вновь обретая уверенность в себе, ответил Воронцов. – Именно поэтому я оборудовал свой кабинет прекрасной американской звукоизоляцией. И теперь ничего не услышу, даже если у меня в приемной выстрелит пушка. Можете проверить!
– Непременно! И пусть будет так, как вы сказали, – ответил Гуров и попрощался с директором театра. – И я буду очень рад, если хотя бы часть ваших слов окажется правдой!..
После этого Гуров уехал из театра, пытаясь привести полученную информацию к какому-то общему знаменателю. Итак, факты были таковы.
В третьем акте пьесы Булгакова «Белая гвардия» происходила полная смена декораций и действующих лиц. Именно поэтому антракт между вторым и третьим актом был достаточно велик. Примерно минут пятнадцать.
В это время за кулисами театра была жуткая суета. И на то, что Левицкий поднялся наверх, обратили внимание только охранник, Бельцев и Турчинская. Первые двое видели, как прошел на второй этаж Воронцов, но не придали этому большого значения.
«Первый звонок!»
Затем антракт закончился. Кто-то из актеров закрылся в своих гримерных, поглощая пирожки бродячей торговки, а кое-кто, как Артем Игнатьев, прошел за кулисы, понаблюдать за игрой коллег по актерскому цеху. Коридор опустел, и поэтому любое передвижение по нему бросалось в глаза. Поэтому Марию и заметили, как и рассчитывал убийца. А Воронцов признался сам, что в это время находился наверху, разговаривая с женой.
«Второй звоночек!»
Затем он умудрился не заметить, что оружие, из которого убили Левицкого, как две капли воды похоже на его собственное. А когда понял это, то поддался на уговоры жены и дождался утра, чтобы проверить свои опасения и убедиться, что револьвер из его сейфа украден. А тут еще скандалы с Левицким, сутью которых, возможно, был шантаж!
«Третий, четвертый, пятый, шестой…»
Список косвенных улик, указывающих на возможную причастность директора театра к убийству Левицкого, можно было бы и продолжить. Но Гуров не собирался гадать на кофейной гуще.
С тем же самым успехом можно было подозревать в убийстве и его жену, и ее подругу Светлану Турчинскую. Ведь именно она принесла в гримерную Марии бутылку со спецминералкой. Хотя и тут могло оказаться, что эту воду Турчинской подсунул кто-нибудь другой.
Гуров понимал, что можно вконец погрязнуть в мелких деталях. Но, по крайней мере, две ниточки были в его руках – бутылка с минералкой и пожилая торговка пирожками.