Театр Шаббата
Шрифт:
— Ты чего, не ушел еще?
— Хотел в последний раз посмотреть, как тебе измеряют давление.
— Ну да, это тебя возбуждает, верно, Донни?
— И как вы думаете, какое же у нее давление? — спросил Шаббат.
— У Линды? Для Линды это несущественно. Давление не слишком много значит в ее жизни.
— Как чувствуешь себя, Линда? — осведомился Шаббат. — Est'as siempre enfadada con tu mam'a? [101]
— La odio [102] .
101
Все злишься
102
Я ее ненавижу (исп.).
— Por qu'e, Linda? [103]
— Ella me odia a mi [104] .
— У нее давление — сто двадцать на сто, — предположил Шаббат.
— У Линды-то? — усомнился Дональд. — Линда совсем девчонка. Сто двадцать на семьдесят.
— Спорим? — предложил Шаббат. — Сотня — тому, кто угадает разницу, еще сотня — тому, кто угадает верхнее или нижнее, триста — тому, кто угадает оба.
Он достал пачку бумажек из кармана брюк, подровнял стопку и предъявил ее на ладони. Дональд тоже вынул бумажник и сказал Карен, стоявшей с манжеткой в руке за стулом Линды:
103
Почему, Линда? (исп.)
104
Она ненавидит меня (исп.).
— Ну давайте! Сыграю с ним, пожалуй.
— Что происходит? — спросила Карен. — Во что это вы сыграете?
— Давайте! Измеряйте ей давление.
— О господи, — вздохнула Карен и надела манжетку на руку Линде, которая уже снова подпевала плееру.
— Да помолчите вы! — велела ей Карен. Она послушала, прижав стетоскоп к локтевому сгибу на руке Линды, записала цифры в журнал, потом стала считать пульс.
— Ну и сколько? — спросил Дональд.
Карен не ответила — она записывала частоту пульса у Линды.
— Черт! Карен, ну сколько?
— Сто двадцать на сто, — ответила Карен.
— Дерьмо собачье!
— Четыре сотни, — сказал Шаббат.
Дональд отсчитал четыре бумажки и вручил ему.
Парикмахер Скьяраппа. Назад в Брэдли!
В дверях появился Рей в шелковом халате. Он молча сел на стул и закатал левый рукав.
— Сто сорок на девяносто, — предположил Шаббат.
— Сто шестьдесят на сто, — сказал Дональд.
Рей нервно барабанил пальцами по книге, которая у него была с собой, и Карен велела ему расслабить руку. Линда, прислонившись к косяку, ждала, кто выиграет.
— Здорово, — сказала она. — Полная шиза.
— Сто пятьдесят на сто, — объявила Карен.
— На разнице я вас сделал, — заметил Шаббат. — А вы сделали меня на нижнем. Ничья. Следующий.
Следующей оказалась молодая женщина со шрамом на запястье, высокая, хорошенькая блондинка, та самая, которая сутулилась и которая перед обедом показала Шаббату дорогу к Родерику.
— Ты когда-нибудь уйдешь? — сказала она Дональду.
— Только если ты пойдешь со мной, Мэдлин. Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Стоишь почти прямо.
— Не волнуйся — я все та же, — заверила она. — Послушай-ка, что я откопала сегодня в библиотеке. Просматривала журналы. Слушайте, — она вынула из кармана джинсов листок бумаги, — я переписала это из журнала, слово в слово. «Журнал медицинской этики». «Предположительно, счастье, — она на миг подняла взгляд от листка, — выделено курсивом… так вот, счастье следует классифицировать
У Дональда был заинтересованный, довольный, даже гордый вид. Даже верилось, что он и правда околачивается тут весь день, чтобы потом сбежать с Мэдлин.
— Это ты сама придумала?
— Я бы придумала что-нибудь поумнее. Не-е-т! Это один психиатр додумался. Потому и так глупо.
— Черт подери, Мэдлин! Сондерс вовсе не дурак. Он был аналитиком, — пояснил Дональд Шаббату. — Это тот мужик, который всем здесь заправляет, крутой психиатр, — старается смотреть на все, расслабившись. Теперь-то он не слишком рвется анализировать. Теперь он ударился в когнитивный бихевиоризм. Пытается научить нас вовремя останавливаться, если возникнут какие-то навязчивые мысли. Так вот, если у вас «неврастеническая жвачка», вы просто должны вовремя сказать себе: «Стоп!»
— И это, по-твоему, не глупость? — возмутилась Мэдлин. — Ну а что мне, например, делать с приступами гнева и с неуверенностью? Ничего не бывает простого. И ничего не бывает приятного. И как мне вести себя с этой идиоткой, которая утром пыталась научить нас уверенности в себе? И днем она опять у нас была — нам показали видеофильм о наркомании, а потом заставили его обсуждать. Я подняла руку и сказала: я кое-чего тут не поняла. Вот этот эксперимент с двумя мышами… А эта идиотка говорит: Мэдлин, мы сейчас говорим не об этом. Мы сейчас говорим о ваших чувствах. Что вы лично почувствовали, посмотрев этот фильм, в связи с вашим алкоголизмом? Я расстроилась. Этот фильм ставит передо мной новые вопросы вместо того, чтобы ответить на те, которые у меня уже есть. Очень хорошо, ответила она, да так бойко, так бодро, она всегда так разговаривает, итак, у Мэдлин возникла фрустрация. Еще у кого какие ощущения? Что вы чувствуете, Ник? И она начала всех опрашивать. Я снова подняла руку и сказала: а нельзя ли хоть на минуту перевести нашу дискуссию с уровня ощущений на уровень информации?.. Мэдлин, сказала она, мы сейчас обсуждаем чувства, которые возникли у нас после этого фильма. Если вам нужна информация, я предложила бы вам пойти в библиотеку и поискать ее там. Вот так я и оказалась в библиотеке. Мои чувства. Кому какое дело, что я чувствую в связи с моим алкоголизмом?
— Если вы будете контролировать свои чувства, — заметила Карен, — это убережет вас от алкоголизма.
— Не стоит того, — сказала Мэдлин.
— Стоит, — возразила Карен.
— Вот-вот, — подтвердил Дональд. — У тебя алкогольная зависимость, Мэдлин, потому что ты оторвана от других людей, а получилось это потому, что ты не делилась с ними своими чувствами.
— Ох, ну почему не может быть просто все хорошо? — сказала Мэдлин. — Я просто хотела бы, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что нужно делать.
— Мне нравится, когда ты так говоришь, — обрадовался Дональд. — «Я просто хочу, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что делать». Как приятно дрогнул этот детский голосок.
— Не обращайте внимания на его негативизм, Мэдлин, — посоветовала Карен. — Он просто дразнит вас.
Но кажется, Мэдлин не могла на что-то не обращать внимания.
— Вообще-то, — сказала она Дональду, — в некоторых случаях мне нравится, когда мне говорят, что делать. Зато в других случаях я люблю предъявлять требования.