Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Позавчера бы тоже повезло, вышла бы его команда в финал, если бы за восемь минут до конца матча его не вывели со стадиона. Выволокли, идти он не хотел, волоком тащили, в единой куче с давним знакомым, с которым лет пятнадцать назад вели здесь всякие дела. Дела вели, накануне даже встретились, в пабе выпили и решили вместе на футбол идти. Но не учли, что один из них португалец, а другой брит и что за выход в финал играет Португалия с Британией.
И ему опять везло — полуфинальный матч с англичанами должен был пройти в Ливерпуле, куда он доехать не успевал, но вдруг матч чудом перенесли в Лондон, и он успел с рук купить два билета! И если бы не этот брит, его удача
Непрофессионально? Возможно! Но такой футбол, который еще и совпал с его заданием в Лондоне, бывает раз в жизни!
Сегодня он умнее. Британским фанатам сегодня все равно. Красные Советы или его верная салазаристская Португалия для этих чопорных себе на уме говнюков одно и то же! А он ради этого и летел в Лондон — те, кто отправлял его, думают, что ради другого дела, но он летел ради футбола.
Сегодня он все рассчитал, никуда не лез, на провокации не реагировал. Делал вид, что не понимает, что кричат эти гребаные бритиши, хотя каждая кричалка в адрес португальцев больно резала по сердцу. Но он терпел. Ради своей удачи, которую должен был передать своей команде. И передал!
Теперь может спокойно идти вдоль железной дороги, не обращая внимания на унылые улицы и дома. Он не был в Лондоне целых четырнадцать лет, но здесь ничего не изменилось. По крайней мере, в этих окраинных районах. Все такие же серые, сливающиеся с туманом длинные двухэтажные дома с узкими входами.
В Лондон не по своей воле он попал больше двадцати лет назад, в самом начале войны. Войны, на которую смотрел другими глазами, нежели все эти исходящие патриотическим психозом островитяне. Пайки они ввели! За продуктами очередь. В очереди никого не обойти — смотрят, как на душевнобольного, не принято, видите ли, у них без очереди. Ни хлеба, ни мяса нормально ни купить, ни продать. Газеты захлебываются от восторга — принцессы Елизавета и Маргарет служат в армии! Королевскую семью угостили окороком, но королева отправила его в госпиталь, заявив, что в такое трудное для страны время королевская семья вместе с народом и так же получает положенные по пайкам продукты. Положение обязывает… И все вокруг, включая его тестя, кипятком ссут от счастья — королевская семья с ними… Было бы с кем там быть.
В дом тестя, точнее, в его мясную лавку, он попал с голодухи. В Лондон его отправили и задание дали, а деньгами не снабдили. Но выбирать в его положении не приходилось. А голодать и мерзнуть он не привык.
Лондон невзлюбил. Холодно. Туман. Зимой хоть на улицу греться выходи, все внутри промерзает насквозь. В Португалии в холодные зимы, говорят, тоже промерзает, но ему, опять-таки, везло. В материковой Португалии он, считай, и не жил, а в Португальской Индии, на Гоа, где он вырос, всегда тепло. Это англичане в своей Вест-Индии жаловались, что им жарко, что влажность, климат тяжелый. Поэтому они со своей Индией ничего сделать и не смогли! То ли дело португальцы — прирожденные колонизаторы для таких стран!
Лондон ему не родной. Прожил здесь десять лет, дважды женился, завел детей, много чего в этом городе повидал, а уехал и забыл. Как ничего и не было. Даже не вспоминал. А их желтый дом на Гоа, со скрипучим рассыхающимся шкафом, большим вентилятором на потолке с лопастями, как крылья у стрекозы и белыми чуть колышущимися москитными сетками над кроватями, в хмари и холоде лондонских
И сейчас, быстро шагая вдоль домов со ступеньками на высокий цокольный этаж и стыдливо скрывающимися уродливыми лесенками вниз в полуподвал, удивился, что воспоминания вдруг прокручиваются перед ним, как в загадочном ящике, который он в детстве видел у бродячего фокусника, — смотришь в дырочку в том ящике, и картинки сменяют одна другую перед глазами.
По своей воле никогда в такой город бы не приехал. По своей воле бы не вернулся. Разве что футбол. Как предлог.
Унылая размеренность жизни семьи мясника, унылое однообразие будней соседей: «Отличная сегодня погода, миссис Хэйс! Как мистер Хэйс поживает? Вам как всегда? Три отбивных, два фунта говяжьего фарша и фунт лучших свиных сосисок? Передайте мои наилучшие пожелания мистеру Хэйсу». Две пинты пива и две порции виски в субботу в пабе… Повеситься от тоски. Если бы день за днем не повторял себе, что так надо и что он здесь не за этим, вряд ли протянул бы десять лет…
Зачем он сейчас идет к старой лавке тестя, он и сам не знает. Тоска? Точно нет? А что? Зачем идти к тем, кто вычеркнул тебя из своей жизни почти двадцать лет назад?
Позавчера, выбравшись после драки с бритишем из объятий растащивших их полицейских, пошел куда глаза глядят. И с удивлением обнаружил себя около старой колокольни на краю Хэмпстедской пустоши, часы на которой били одиннадцать ночи. Матч закончился в половине десятого. А это значило, что он, сам того не замечая, шел и шел полтора часа, чтобы очутиться здесь, около дома, в котором когда-то жил.
Лавка со старой вывеской King’s Butcher Shop — «Мясная лавка Кинга», конечно, была уже закрыта, но свет в доме еще горел, за прикрытыми занавесками мелькали тени — бывшая жена, ее новый муж и дети — его дети — и праздновали победу своей сборной над командой его страны?!
Сколько он так простоял, не помнил. И зачем вернулся на следующий день, тоже не знал. Только вчера утром снова оказался здесь.
— Отличная сегодня погода, миссис Хэйс!
Ого! Старуха еще жива?!
— Как мистер Хэйс поживает? Вам как всегда? Три отбивных, два фунта говяжьего фарша и фунт лучших свиных сосисок?
За прилавком стояла его жена. Та, какой он ее впервые увидел, зайдя в 1942 году в мясную лавку ее отца. И не сразу сообразил, что это…
— Передайте наилучшие пожелания мистеру Хэйсу…
— Спасибо, Лора! Поклон мистеру и миссис Почмак…
Почмак?! Кто это, мистер и миссис Почмак? Почему им передают привет в лавке Кинга?!
— Что пожелаете? — Молодая продавщица обратилась уже к нему.
Попятился назад, чуть было не налетел на не успевшую выйти за дверь миссис Хейс, пропустил странно посмотревшую на него старуху вперед — неужели узнала?! Хотел исчезнуть за дверью, как продавщица окликнула:
— Вы у нас впервые, мистер?
Дочка выросла похожей на свою мать. Какой та была в молодости. За двадцать лет его бывшая жена, наверное, растолстела, а дочка стройна. Но кроме материнских черт в темных глазах, темных волосах и в не присущей бесцветным лондонцам смуглости кожи в дочери проступала его собственная мать, ее бабка-гоанка…