Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник)
Шрифт:
Надеюсь, мне удалось это в конце «Кота на ужасном диване», когда мой рассказчик, Лекс, по собственной вине не смог сблизиться с единственным человеком, который мог принять его потерю близко к сердцу.
Ли Мартин
У серебристых вод озера Шамплейн [11] (Джо Хилл)
Грохоча жестяными ногами, робот ввалился в темную спальню и
11
Человеческое существо женского пола застонало, перевернулось на бок и накрыло голову подушкой.
– Гейл, солнышко, – сказало существо мужского пола, облизнув сухие губы. – У мамы болит голова. Можешь шуметь где-нибудь в другом месте?
– МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ СТИМУЛИРУЮЩУЮ ЧАШКУ КОФЕ, – пробасил робот лишенным всяких эмоций голосом.
– Раймонд, скажи ей. Пусть уйдет, – простонало существо женского пола. – У меня голова раскалывается.
– Давай, Гейл. Иди. Ты же слышишь, что мама сама не своя, – сказало существо мужского пола.
– ВЫ НЕ ПРАВЫ. Я ПРОСКАНИРОВАЛ ЕЕ ЖИЗНЕННЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ, – отозвался робот. – И ИДЕНТИФИЦИРОВАЛ ЕЕ КАК СИЛЬВИЮ ЛОНДОН. ЭТО ОНА, И НИКТО ДРУГОЙ.
Робот вопросительно склонил голову набок в ожидании дополнительной информации. Кастрюля сорвалась с головы и с оглушительным грохотом упала на пол.
Мама с криком села на постели. Это был измученный, жалобный, нечеловеческий крик, который так напугал робота, что тот на мгновение забыл, что он робот, и снова стал девочкой Гейл. Она быстро подняла кастрюлю и, клацая и гремя, выскочила в относительно безопасный коридор.
Она заглянула в спальню. Мама снова легла, спрятав голову под подушку.
Раймонд улыбнулся дочери из темноты.
– Может быть, робот сумеет составить противоядие при отравлении мартини, – прошептал он и подмигнул.
Робот подмигнул в ответ.
Какое-то время работ трудился над поставленной перед ним задачей, разрабатывая рецептуру противоядия, которое выведет яд из кровеносной системы Сильвии Лондон. В кофейной чашке робот смешал апельсиновый сок, лимонный сок, несколько кубиков льда, сливочное масло, сахар и жидкость для мытья посуды. В итоге микстура вспенилась и приобрела научно-фантастический ярко-зеленый цвет, наводящий на мысли о венерианской слизи и радиации.
Гейл решила, что противоядие подействует лучше в сочетании с тостом и мармеладом. Однако произошел сбой в программе: тост подгорел. Или, возможно, это дымились контакты робота, их закоротило и заблокировало подпрограммы, обязующие соблюдать три закона робототехники Азимова. Печатные платы перегорели, и Гейл вышла из строя. Она с грохотом натыкалась на стулья и роняла на пол книги, лежавшие на кухонном столе. Это было ужасно, но тут уже ничего не поделаешь.
Гейл не слышала, как к ней подскочила мама. Она даже не подозревала, что Сильвия была рядом, пока та не сорвала кастрюлю с ее головы и не швырнула ее в эмалированную раковину.
– Что
Гейл ничего не сказала, рассудив, что молчать безопаснее.
– Уйди отсюда, пока ты не сожгла весь дом. Господи боже, вся кухня воняет горелым. Этот тост можно выкинуть. И что ты там налила в эту треклятую чашку?
– Это микстура. Она тебе поможет, – сказала Гейл.
– Мне уже ничего не поможет.
Правильнее говорить «ничто не поможет», но Гейл понимала, что сейчас не самое подходящее время, чтобы поправлять маму.
– Лучше бы у меня был один сын. Мальчики, они тихие. А когда в доме четыре девчонки, кажется, будто живешь на дереве с целой стаей воробьев. И они все чирикают и чирикают.
– Бен Кваррел не тихий. У него рот вообще никогда не закрывается.
– Иди на улицу. Все идите на улицу. Хочу хоть немного побыть в тишине. Хотя бы до завтрака.
Волоча ноги, Гейл поплелась в гостиную.
– И сними с ног кастрюли, – велела мама, потянувшись за сигаретами, лежавшими на подоконнике.
Изящно изогнувшись, Гейл вытащила сначала одну, а потом и вторую ногу из кастрюль, служивших ботинками робота.
Хизер сидела за столом в гостиной, склонившись над альбомом для рисования. Близнецы, Мириам и Минди, играли в тачку.
Минди держала Мириам за ноги и «возила» ее по комнате, а Мириам, изображавшая тачку, ходила на руках.
Гейл стало интересно, что рисует старшая сестра. Она заглянула в альбом через плечо Хизер. Потом взяла калейдоскоп и рассмотрела рисунок через него. Рисунок лучше не стал.
Гейл опустила калейдоскоп и сказала:
– Хочешь, я тебе помогу? Могу показать, как рисовать кошачий нос.
– Это не кошка.
– Да? А что это?
– Пони.
– А почему он розовый?
– Потому что мне нравится, когда они розовые. Жалко, таких не бывает на самом деле. Розовый гораздо красивее, чем обычные лошадиные цвета.
– В жизни не видела лошадь с такими ушами. Лучше нарисовать ему усы, и пусть будет котик.
Хизер смяла рисунок в руке и поднялась так резко, что опрокинула стул.
В ту же секунду Минди с грохотом въехала тачкой-Мириам в угол журнального столика. Мириам завопила и схватилась рукой за лоб, а Минди выпустила ее ноги, и Мириам грохнулась на пол, да так, что весь дом затрясся.
– ЧЕРТ, МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ УЖЕ ПРЕКРАТИТЕ РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ?! – закричала мама, выбегая из кухни. – ПОЧЕМУ ВАМ ВСЕМ ОБЯЗАТЕЛЬНО НАДО РОНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТУЛЬЯ? ЧТО МНЕ СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ВЫ ПЕРЕСТАЛИ?!
– Это не я. Это Хизер, – сказала Гейл.
– Нет! Это Гейл!
Причем Хизер была уверена, что говорит правду. Она действительно думала, что виновата Гейл. Хотя бы тем, что стояла рядом и говорила глупости.
Мириам рыдала, держась за лоб. Минди схватила книжку о кролике Питере и принялась лениво ее перелистывать, старательно изображая юного грамотея.