Тебе больно?
Шрифт:
Они разрешили нам обоим остаться там на ночь, прежде чем отправить нас в участок для допроса сегодня утром.
— Я не уверена, — слабо говорю я, кровь приливает к щекам.
Офицер Бэнкрофт может предположить, что это смущение, но на самом деле это потому, что я ужасно боюсь, что все испорчу. Все это не укладывается у меня ни в голове, ни в желудке. Дочери Сильвестра заслуживают признания за то, что им пришлось пережить, и вот я здесь, эгоистично уничтожаю одну из них ради собственной выгоды.
Меня
— Хорошо, — мягко говорит она. — Можешь рассказать мне немного о том, что произошло, когда Энцо только приехал?
Я прочищаю горло, оглядываясь по сторонам, как будто собираюсь найти ответ, написанный на стенах.
— Мой... мой отец увидел его лежащим на пляже без сознания. Он сказал нам спрятаться, потом вытащил батарейки из портативной рации и стал ждать, когда появится Э-Энцо.
Единственное, что хорошо в том, что я так чертовски нервничаю, это то, что взросление в изоляции на острове привело бы к социальной неловкости, а у меня она проявляется в полную силу. Это неловко только потому, что на самом деле я не выросла на крошечном острове, но, по крайней мере, она этого не знает.
— Ты знаешь, почему он вынул батарейки?
Я неловко сдвигаюсь, лениво почесывая руку, просто чтобы дать рукам занятие.
— Когда я смогу увидеть Энцо? — спрашиваю я. Я не очень доверчивый человек, но единственный, с кем Тринити чувствует себя в безопасности, это Энцо. Она также не решается говорить о своем отце. Он — все, что она знает.
— Ты скоро увидишь его, дорогая. Мне просто нужно, чтобы ты ответила на несколько вопросов, хорошо?
Я оглядываюсь через плечо на дверь, бормочу:
— Хорошо, — и одновременно думаю, разрешат ли они мне уйти прямо сейчас и найти его.
— Ты можешь...
— Он ведь не в беде, правда? — вклинилась я.
— Они просто задают ему несколько вопросов, — мягко заверила она.
От моего внимания не ускользнуло, что она не ответила на мой вопрос.
— Ты можешь сказать мне, почему твой отец вынул батарейки? — повторяет она, сохраняя мягкий и терпеливый тон.
Она должна жертвовать на благотворительность и по выходным работать добровольцем в суповой кухне — эта женщина просто святая. Я бы уже потеряла терпение.
— Папа беспокоился, что он найдет нас с сестрой, и не хотел, чтобы у него был доступ к рации на случай, если он это сделает.
— Ты знаешь, почему он не хотел, чтобы у Энцо был доступ?
Я пожимаю плечами, снова почесывая руку.
— Он любит иметь друзей.
Офицер кивает и что-то записывает в блокнот.
— Сколько друзей было у твоего отца?
Я пожевал губу, не желая отвечать на этот вопрос. Может, Тринити и не хочет сдавать своего отца, но, честно говоря, я понятия не имею, сколько тел было похоронено в подвале.
— Ты ведь знаешь, что он больше
— Да... — я запнулась, переместившись на свое место. — Он не позволил мне увидеть их всех. Я не... Я не знаю. Я не знаю.
— Ладно, ладно, — успокаивает она, чувствуя мою панику. Мое сердце колотится, пот выступает вдоль линии волос, а бусинки медленно стекают по спине.
— Так твой отец прятал вас обоих все время, пока Энцо был там, или только Кейси?
— Сначала это были мы обе.
Когда я больше ничего не говорю, она спрашивает:
— А потом?
— Потом... однажды ночью папа разрешил нам с Кейси пойти в океан, чтобы подышать свежим воздухом и немного помыться. Э-Энцо увидел меня через окно, и на следующий день он начал допытываться, кто я такая. Папе пришлось выпустить меня на следующий день и сказать ему, что он не чувствует себя комфортно, когда его дочь находится рядом с незнакомым мужчиной.
— А Кейси? Он видел Кейси?
Я качаю головой, сильнее почесывая руку. Офицер Бэнкрофт тянется через стол и хватает меня за руку, останавливая меня. У нее такие мягкие руки.
— Ты сделаешь себе больно, милая.
Я высвобождаюсь из ее хватки, и она легко отпускает меня.
— Продолжай. Теперь ты в безопасности, — повторяет она.
Спорно.
Прочистив горло, я продолжаю:
— Кейси была слишком близко к двери и вне поля зрения, я думаю. Энцо никогда не упоминал, что встречался с другой девушкой, и папа ни за что не позволил бы Энцо увидеть, что он с ней сделал. Ему повезло, я думаю... — я прервалась.
— Тринити, — начинает офицер, потом делает паузу, кажется, что ей трудно подобрать слова. — Почему Сильвестр изуродовал Кейси так, как он это сделал, а не тебя?
Я смотрю вниз, дискомфорт стучит в моих костях.
— Я нравилась ему больше, — задыхаюсь я, кривя лицо от намека. — Он... предпочитал... я ему нравилась по-другому. Поэтому он... наказывал нас по-разному.
Ее лицо опускается, отвращение и ярость смешиваются в ее глазах. Но она быстро опускает взгляд, скрывая свою реакцию на что-то ужасное и уродливое, и, черт возьми, это не моя история.
Офицер Бэнкрофт делает пометки в блокноте, и мне кажется, что крошечные жучки пилят мои нервы, становясь все агрессивнее, чем дольше она пишет.
Неужели я сказала что-то другое, чем Энцо? Неужели она нашла брешь в моем рассказе и пишет, какая я лгунья?
Однако она заканчивает и поднимает голову, улыбаясь мне не иначе как с добротой.
— Ты упомянула, что в подвале было захоронено несколько тел. Ты знаешь, кто эти люди? — спрашивает она. Она возвращается к вопросам о найденных людях, и моя паника снова усиливается.