Тебе конец, хапуга!
Шрифт:
Стекло на мансарде разлетелось вдребезги.
– А ну на выход, а то дом спалим, – прокричал Комар. – Ни хрена тебе твой Юрьевич не поможет.
Бандиты переглянулись и прислушались. В доме слышалось какое-то движение.
– Что они там, мебель перетаскивают? – удивился Пепс. – Нашли время.
– Сейчас дверь откроют. Просто усрались от испуга, – хихикнул Комар.
И тут произошло то, чего бандиты никак не ожидали – распахнулось уцелевшее слуховое окно, и из него трассерами полыхнула автоматная очередь. Пули ложились пунктиром, вспарывая землю.
– Б… он мне ногу прострелил! Автомат, откуда у него автомат?!
Пепс ощупывал рукой ботинок, простреленный насквозь. Из дырки густо сочилась кровь.
– Там, в машине, аптечка, перевязать надо, – ныл Пепс.
Из слухового окна еще раз грохотнула очередь, и послышался крик ветерана:
– Убирайтесь на х… пока целы, а то положу всех.
– Мы уже по ноль-два позвонили, – визгливо выкрикнула старуха. – Сейчас приедут.
Почему-то именно этот крик и вразумил Пепса.
– Брешет падла старая. Ни хрена они не вызвали, у них мобильников нет. Да и ментов теперь не по ноль-два, а по сто-два вызывают. – Бросив заниматься ногой, он вновь схватил пистолет и дважды выстрелил.
– У тебя хоть обойма запасная есть? – рассудительно напомнил Комар.
– А ведь нет, – ужаснулся Пепс. – А у него автомат!..
– И патроны он не экономит, – напомнил Комар.
Пепс, изменившись в лице, надрывно закричал:
– Юра! Граер! Давай сюда. А не то этот гад всех нас положит.
Граеров тем временем уже и сам без подсказки пробирался огородами к участку Новицкого, при этом про себя последними словами клял Пепса – какого хрена тот, надрываясь, кричит его имя и погоняло?
– Давай, все тут собирайся, фашисты, – предложил засевший на мансарде ветеран. – Вот тогда всех и положу. Так что, бобики, готовьте себе гробики.
Пепс, морщась от боли, с надеждой смотрел на Комара. Ведь Граеров пока не давал о себе знать – ни голосом, ни выстрелами.
– Что за бобики? – проговорил он, родившийся в конце шестидесятых, а потому и не знавший партизанской поговорки, обращенной к полицаям. Ведь именно прислужников оккупантов презрительно называли бобиками.
– Может, Граер сдрыснул, а? – предположил Комар.
– Похоже на то, – ужаснулся Пепс. – Точно нас всех положит. Комар, давай я его отвлеку, тебя прикрою, а ты с другой стороны заползи, избу облей и подожги. Он сверху хрен выберется, живьем сгорит, а?
– Дело говоришь, – задумался Комар.
– Не тяни, а то он вниз спустится. – Пепс нервно пересчитал патроны, оставшиеся в обойме, и загнал ту в рукоятку. – Четыре выстрела осталось. Кранты. Меня и менты в полной выкладке брали, но чтоб такое…
Комар на корточках подобрался к краю сарая, осторожно выглянул, но увидел лишь пустое слуховое окно. Где-то там, в тревожной темноте, затаился враг с автоматом.
– Давай, – прошептал Комар. – Не дай ему высунуться, а я бегом.
Пепс,
Новицкий появился не в том окне, где его ожидали, а высунул ствол из разбитого окна на фронтоне. Протрещала короткая очередь. Перепуганный Комар рухнул на землю. Из простреленной канистры с хлюпаньем вытекал бензин. Следующей очередью Новицкий наверняка прикончил бы Комара – жалости к нему он не испытывал, – но тут вступил в дело Юра Граеров, врезав по окну очередью из «АКМ». Ветерану пришлось временно ретироваться.
Из глубины дома он послал проклятие:
– Ну, суки, дождетесь сейчас у меня! Где-то и гранаты были…
Граеров не рисковал высовываться. Он сидел за надежным укрытием, спрятавшись за перевернутый экскаватор.
– Чего ждешь, Комар? – закричал он. – Дом поджигай!
Комар, уже поняв, что пулей его не зацепило, подхватил канистру и, обливаясь бензином, забежал за избу и саданул канистрой в небольшое окно кладовки.
– Все, падла, сгоришь, – причитал он, плеща на смолистые бревна из канистры, заливая бензин прямо в окно.
Уркаган спешил, не обращая внимания на то, что топливо плещет на него сквозь пулевые отверстия. Отбросив опустевшую канистру, он принялся хлопать себя по карманам. Пачка сигарет выпала на землю, в пальцах осталась самодельная – зэковской работы – зажигалка.
С другой стороны дома уже вовсю шла перестрелка. Граеров и Новицкий обменивались короткими очередями. Юра рассчитал правильно, решив отвлечь внимание ветерана от того, что делается за домом. Ну а потом, когда уже полыхнет, можно легко будет «снять» старика, когда он выбежит на крыльцо.
– Юра, давай, давай гаси его, – подбадривал криками Пепс.
Кровь сочилась из простреленного ботинка.
Только сейчас Комар сообразил, что его одежда набрякла от бензина, а потому медлил щелкнуть затвором зажигалки. Что-то увесистое просвистело в воздухе и ударило его по руке. Бензиновая зажигалка с поднятой крышечкой отлетела на траву. Комар резко обернулся и увидел, как через забор из сетчатой проволоки переваливается Ларин – точно брошенное им полено на время спасло дом Новицкого от огня. Но высокая проволочная сетка пружинила, цеплялась за одежду. Андрей терял время. Комар сразу же сориентировался, что перед ним враг.
– Ах ты, сука… – Комар выхватил из кармана складной нож-бабочку, умело раскрыл его и с рычанием бросился на не успевшего подняться с земли Ларина.
Андрей подставил подножку, и мужчины, сцепившись, покатились по траве.
Комар был менее искусен, но зато в нем жила зэковская злость. Злость человека, умеющего поставить себя в тюрьме и на зоне. С ножом он не расставался. Блестящее полированное лезвие то и дело возникало перед самым лицом Андрея, он еле успевал уворачиваться.
– Сдохни, падла, – шипел Комар, пытаясь вонзить узкое лезвие в глазницу.