Тебе назло
Шрифт:
— Как мама?
— Умирает.
Я чуть слышно фыркнула, не зная, стоит выказывать своё недоверие к тяжёлому состоянию будущей свекрови, или поостеречься.
— Это просто шок, Ген. Через пару дней станет лучше.
— Отчего ей станет лучше, Вась? Его не выпустят через пару дней.
— Ну, не выпустят и не выпустят. Но и ей тоже надоест умирающей прикидываться. — Сказала это и тут же раскаялась, как только взгляд Генкин встретила. Пришлось выкручиваться: — Она поймёт, что нужно что-то делать,
— Очень в этом сомневаюсь. — Генка сел и пиджак всё-таки снял. А потом обратил внимание на разобранную постель. — Ты спала?
Я вдруг вспомнила, что действительно спала, а самое главное — почему я спала, и отчего мне, собственно, плохо, и покраснела. Глаза в сторону отвела, не могла в этот момент на Генку смотреть. Волосы взъерошила.
— У меня голова болит, — призналась я. — Ника говорит, что у меня давление.
— Чего у тебя?
Я посмотрела возмущённо.
— Давление! Что, у меня голова не может болеть?
— Ты заболела?
— Пока не знаю.
Генка озабоченно нахмурился, снова на кровать сел и руку ко мне протянул. Я к нему придвинулась и обняла.
— Наверное, ты простудилась, — выдвинул он дельную мысль. — Ты плохо себя чувствуешь в последнее время.
Я на плече его повисла, уставилась на узор на постельном белье до боли в глазах, но сказать правду всё равно не могла. Самым банальным образом, язык не поворачивался. Я уже и рот открыла, и про себя произнесла: я беременна, но вслух так и не смогла. Только кивнула.
— Наверное.
Генка даже лоб мой пощупал, нет ли у меня температуры. Этого я уже не выдержала, руку его оттолкнула и с кровати вскочила.
— Ты голодный? Я ужин из ресторана привезла. Сейчас разогрею.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Да, сейчас уже нормально, — быстро кивнула я. Завтра утром меня тошнить будет, а сейчас нормально. Вот как я могу ему это сказать? Мало ему Стасика, а тут ещё такой сюрприз. Я на Завьялова посмотрела и, расчувствовавшись, подумала: бедный Генка! Аж слёзы на глазах выступили.
То ли Генка заметил мои слёзы, то ли просто насторожился, но кивнул осторожно, продолжая ко мне присматриваться.
— Ну, хорошо. А я в душ пойду. Я быстро.
Я кивнула, направилась на кухню, но Генка добавил:
— А потом поеду, — и я обернулась, удивлённая.
— Куда ты поедешь?
— У меня дела.
— Дела? Вечером?
— Вась! — нетерпеливо начал он. Из-за двери ванной выглянул, взглядом меня обжёг, а потом дверь захлопнул. А я осталась ни с чем, только мысли тревожные в голове.
— Я тебе машину вызову, — сказал Завьялов за ужином. — Поедешь в Яблоневку.
Я наблюдала за тем, с какой скоростью и жадностью он ест, и всё больше беспокоиться начинала.
— Тебе
— Сказал. Я по шее получил. Персональное тебе спасибо.
— За что получил?
— За всё в комплексе. За то, что такой понимающий оказывается, за то, что голову тебе вскружил, и за то, что язык за зубами держать не могу.
— Гена, вы что-то задумали?
Он посмотрел на меня, глаза голубые-голубые, невинные-невинные. Сразу понятно — врёт.
— Ты о чём?
— Ты мне врал всё это время. Что-то происходило, а ты мне не говорил ничего.
— Потому что не происходило ничего, что бы тебе нужно было знать.
— Ну конечно! — воскликнула я, не сдержавшись, из-за стола вскочила и по кухне забегала. — А сейчас ты куда-то летишь, ночью почти, а я должна спокойно поехать домой и спать лечь?
— Всё будет хорошо.
— Нет, не будет!
— Вот ты ещё накаркай!
Я замерла, пронзённая дурным предчувствием.
— Гена.
Он тоже из-за стола поднялся, рот салфеткой вытер и кинул её на стол, а я себя почему-то этой салфеткой почувствовала. Вот он сейчас уедет, а я останусь одна, брошенная, и он обо мне точно не вспомнит, пока совсем поздно не станет.
— Вась, ну что с тобой? — Генка меня легонько встряхнул, я никак не отреагировала, и тогда он меня обнял. — Всё, хватит. Я еду работать, вот и всё. Что ты себе придумала? — Завьялов губами к моему лбу прижался, а я отвернулась в другую сторону, потому что за машиной, которую Генка для меня вызвал, стоял водитель, молодой парень, и на нас смотрел. Вроде и старался отворачиваться, но ему было любопытно, и он косился, и даже не подумал сесть в машину. И я отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.
— Знаю я твою работу, — пробормотала я. А потом голову подняла, в глаза Генке заглянула. — Ты позвонишь мне, как освободишься?
— Ты уже спать будешь.
— Не буду. И вообще, мне с тобой поговорить надо. Очень серьёзно поговорить.
— А что, у нас с тобой бывают несерьёзные разговоры? — Он пытался шутить, улыбнулся, а я на цыпочках приподнялась, губы для поцелуя подставила.
— Пообещай мне.
Генка губами к моим губам прижался, уже не обращая внимания на посторонних рядом.
— Что поговорим?
— Что позвонишь.
— Хорошо, обещаю.
— Точно?
— Я же пообещал!
После этого я руки разжала, отпуская его свитер, в который вцепилась мёртвой хваткой, как казалось ещё минуту назад.
— Будь осторожен.
Он заднюю дверь машины мне открыл, а когда я садилась, успел на ухо шепнуть:
— Я же не на войну еду.
— Типун тебе на язык.
Мне Завьялов улыбнулся, а вот на водителя посмотрел весьма красноречиво: